Лёля осторожно открыла флакон, мазнула крышечкой по запястью.

– Налетай, девчат!

Упрашивать нас не надо. Мы подставили Лельке четыре руки и каждой она мазнула парфюмом.

– Божественно, – зажмурившись, прошептала Света, уткнувшись носом в свое запястье.

Я тоже подношу свою руку к носу, втягиваю в себя запах. После ванили, цитруса и других ароматов, которыми мы окружены в цехе по производству карамели, духи пахнут необыкновенно. Вкусно и…

Тошнотворно.

Что–то прям сильно тошнотворно.

Ой–ой. Зажав другой рукой рот, я кинулась в дамскую комнату, расталкивая девчонок, не обращая внимание на рык бригадира Маргариты Павловны, нашей грымзы.

Залетаю в кабинку и меня полощет до боли в животе, выворачивая остатками завтрака. Чуть легче становится только когда в желудке остается пустота.

Умываюсь, привожу себя в порядок возле зеркала. Бледная.

– Кать, ты чего? – слышу обеспокоенный голос Светы и ее тихий стукоток в дверь туалетной комнаты.

Открываю, делаю несколько шагов.

– Тошнит. Съела, наверное, что–то.

Вместе с содержимым желудка из меня выкачалась вся энергия. Идти могу по стеночке и медленно. Кружится голова, перед глазами пьяные звездочки, и я прям чувствую, как мне не хватает воздуха. Куда ни глянь – все плывет.

– Девочки! – кричит вдруг совсем рядом Света и подхватывает меня под руки. А потом невесомость и невероятная легкость, в которой я плаваю как на волнах океана.

Прихожу в себя на диване в кабинете грымзы.

– Что случилось? Почему я здесь? – вращаю глазами.

– Лежи, лежи, – ворчливым голосом останавливает Маргарита Павловна мою попытку подняться.

Слушаюсь ее и с тихим стоном опускаю голову обратно на сложенный в несколько раз палантин в роли подушки. Так легче.

– Беременна, что ли?

– Нет. Не знаю…

Прокручиваю в голове даты. Критические дни задержались на... уже две недели. Слабость, постоянную сонливость и легкую тошноту по утрам списывала на нерегулярное питание и отсутствие выходных. Перед Новым годом на нашем пищекомбинате аврал, а за переработку хорошо приплачивают, грех было отказываться от дополнительных смен. Вот и доработалась. Переработалась.

Стоп!

Это же получается – не переработалась? Я беременна?

– Я беременна? – резко поднимаюсь в положение сидя и таращу глаза на грымзу.

Она, поджав ярко накрашенные губы, пристально смотрит на меня из–под очков.

– Тебе лучше знать. Если не предохраняетесь, то ничего удивительно, – сухо бросает и что–то заполняет в журнале.

Не предохранялись. Последний год я все чаще завожу разговор о ребенке. Поначалу Игорь воспринимал мое желание в штыки. Находил кучу отговорок почему пока рано.

Меня его отговорки не пугали. По пунктам раскладывала как мы будем жить с малышом. Выходило – не обременительно.

У нас своя квартира, оба работаем, я учусь на заочке последний год. Да, денег не хватает, так их никогда не хватает, а кто–то получает еще меньше, а дети уже есть и не один и ничего. Плюс возраст у нас подходящий, а главное – мы любим друг друга. Так почему нет?

В конце концов Игорь сдался, а потом, наоборот, как будто поставил цель исполнить наше желание. Оценил всю прелесть секса без защиты. Ощущения ярче, не надо переживать купил или нет резинки, есть они под рукой, когда приспичило здесь и сейчас и не надо бежать в ванную или в спальню за ними.

Признавался, что начал поглядывать на ребятишек во дворе и хочет также гулять с малышом, а позже, когда он подрастет, отдадим его в спортивную секцию – на хоккей, бокс или волейбол. Сына хотел. Назара. Я втайне мечтала о девочке. Сначала нянька, потом лялька, как говорила мама Игоря, когда я делилась с ней своими мыслями. Хоть в чем-то она меня поддерживала.