Мятежный - Л. Шэн (2018)

С потолка свисала люстра, собранная из небольших памятных вещей: старых компакт-дисков, ручек, пультов, открыток, писем и брелоков с изображениями ее любимых инди-групп. Казалось, будто сама ее душа взорвалась и разлетелась кусочками перед нами. Стена за ее широкой кроватью была увешана фотографиями человеческих спин, снятых на «Поляроид». Среди них я узнал ее мать. Темноволосый мужчина на соседнем снимке, вероятно, был ее отцом. Тут же были кадры с Дарреном, группой чирлидерш и толпой незнакомцев. Некоторые булавки оставались пустыми. Предполагаю, что когда-то там висели фотографии людей из ее прошлой жизни, кто впоследствии перевернул ее с ног на голову. Хотя одно изображение все же осталось. Спина молодого человека с густыми каштановыми волосами. Полагаю, Эмери. Его шею сотню раз протыкали булавкой, пока в центре не образовалась дыра размером с горошину.

На ее подоконнике стояла стеклянная банка с гирляндой внутри. Пошлые книжки были раскиданы по полу. Постельное белье напоминало Битлджуса своим черно-белым рисунком, а на двери висела порыжевшая табличка со словами «Не входить, мы уже устали прятать тела». Ее комната обладала характером. Личностью. И это прекрасно чувствовалось.

– Кто придумал все это? – спросил я, внезапно осознав, как близко друг к другу находились наши тела и как грудь Джесси опускалась и поднималась в такт моей, будто девушка чувствовала то же, что и я, хотя я понятия не имел, что это.

– Я сама, – ответила она тихо. Ее волосы все еще оставались влажными после душа, который она, должно быть, приняла сразу, как вернулась со смены. На Джесси были крошечные пижамные шорты – снова оранжевые – и мешковатый черный топ с изображением «Sleeping with Sirens»[25]. Не знаю почему, но ничего сексуальнее этого я еще не видел.

Она – личность.

Она – подросток, который вот-вот переступит двадцатилетний порог.

Она – девушка, женщина и нечто среднее между ними, с сиськами, гормонами и острым язычком, и лед между нами таял слишком стремительно, но я чертовски хотел испить каждую его каплю.

Наши ноги соприкоснулись. Близость оказывала влияние на нас обоих. Мой взгляд встретился с ее. Зеленый против синего. Тяжелый в противовес мягкому. Глаза грязного лжеца смотрели на самую чистую и добрую девушку, которую я когда-либо знал.

– Как прошел твой первый день? – Я нарушил тишину первым.

– Без происшествий. А где был ты? – Ее голос звучал тихо, в отличие от смысла произнесенных слов.

Я не мог встретиться с тобой, не нарушив шестимиллионный контракт.

– Серфил. – Я отступил на шаг, щелкнув жвачкой. – Я готовлю Бека к соревнованиям в конце месяца. Поэтому и искал нового бариста. Бек увольняется. – Я так сильно искажал правду, что она грозила треснуть.

– Хорошо.

– Ты уверена, что все действительно хорошо?

– Нет. Сегодня был мой первый рабочий день. Первый день, когда я снова столкнулась лицом к лицу с реальным миром. Я думала, ты хотя бы заглянешь ко мне. – Ее голос дрожал. Я предал ее, и она испытывала ярость. – Мне казалось, что мы друзья.

– Так и есть.

– Друзья заботятся друг о друге.

– Я забочусь. – И это становилось гребаной проблемой. Как, например, следующие слова, вылетевшие из моего рта, за которые я хотел врезать себе кулаком: – Поужинаешь со мной?

Что, черт возьми, я только что сказал? Позвал ее на свидание?

Она почти прислонилась ко мне – почти, – и я повсюду чувствовал ее запах. В том числе и аромат ее киски. И меня убивало то, что я не мог ей помочь увидеть то, что действительно имело значение. Что она снова могла бы наслаждаться сексом. Со мной.