Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Я много размышляла над ухудшением отношений между Махмуди и его родственниками. Пытаясь как можно глубже понять этого человека, с тем чтобы точно рассчитать свой контрудар, я тщательно анализировала подробности его жизни. Он уехал из Ирана в Англию сразу по достижении совершеннолетия. Через несколько лет перебрался в Америку. Он преподавал в школе, затем оставил это занятие ради карьеры инженера. Проработав несколько лет инженером, он взялся за изучение медицины. Три года в Корпус-Кристи, два – в Алпине и один – в Детройте предшествовали нашему переезду в Тегеран – когда Махмуди вновь перевернул свою биографию вверх дном. И вот мы здесь уже почти год, и опять в жизни Махмуди воцарилась полная неразбериха.

Он не мог остановиться. Ему удавалось обрести внутреннее равновесие лишь на короткое время, а затем он должен был совершить очередной рывок. Казалось, этому всегда сопутствовали те или иные внешние обстоятельства, на которые он мог сослаться. Но сейчас, оглядываясь назад, я видела, что проблемы он создавал себе сам. Его неустойчивая психика не давала ему покоя.

Я пыталась предугадать, куда же его повлечет теперь.

Похоже, у него не было выхода из создавшейся ситуации. Он все чаще давал мне понять, что я его единственный друг и союзница. Вдвоем мы могли противостоять жестокому миру.

Все это вселяло в меня хрупкую надежду, что он постепенно созреет для решения увезти нас с Махтаб обратно в Америку, однако дело осложнялось целым рядом обстоятельств.

Однажды вечером, когда я попыталась прозондировать почву насчет возвращения в Америку, Махмуди скорее расстроился, чем рассердился. Он поведал мне историю, в которую, по-видимому, верил, я же нашла ее нелепой.

– Ты помнишь доктора Моджаллали? – спросил он.

– Конечно.

Доктор Моджаллали был близким другом Махмуди в Корпус-Кристи, однако незадолго до захвата американского посольства всякие отношения между ними внезапно прекратились.

– Он работал на ЦРУ, – объяснил Махмуди. – И пытался завербовать меня, чтобы я вел пропаганду среди университетских студентов против Хомейни. Я, естественно, отказался. И сейчас нам нельзя ехать в Америку. Если я туда вернусь, меня убьют. За мной охотится ЦРУ.

– Этого не может быть, – возразила я. – Ты выдумываешь.

– Это правда! – вскричал он.

Видя, что он начинает кипятиться, я оставила эту тему. Я не верила, что он настолько важная птица, чтобы попасть в списки ЦРУ, однако он в этом не сомневался. И эта безумная идея удерживала его в Иране.

Наконец я узнала о другом, и, вероятно, куда более важном, обстоятельстве, которое не позволяло Махмуди рассматривать возможность возвращения в Америку. Однажды Махмуди отпустил нас с Махтаб на рынок, и я заглянула к Хамиду, в магазин мужской одежды, чтобы позвонить в посольство Хэлен. Я поинтересовалась у нее, каковы шансы Махмуди на то, чтобы вернуться в Штаты.

– Никаких, – сказала она. – Истек срок действия его «зеленой карточки».

Теперь он мог вернуться в Америку только в одном случае – если я, его жена-американка, дам ему разрешение. Разумеется, ради того, чтобы мы с Махтаб могли вернуться, я бы на это согласилась, что явилось бы сокрушительным ударом по его самолюбию.

Так значит, вот в чем дело. Он слишком долго ждал. Его грандиозные планы обернулись для него тяжелой драмой. Теперь в западне оказался сам Махмуди!

18

Однажды в «Хайяне» я наткнулась на объявление о сдаче квартир внаем иностранцам.

– Вероятно, там говорят по-английски, – сказала я Махмуди. – Может, стоит позвонить?

– Позвони, – бросил он.