Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Махтаб и Амир резвились на качелях с другими ребятишками, когда ко мне приблизилась женщина в черном. Национальный иранский наряд не позволяет составить правильное представление о внешности незнакомки, но все же я определила, что ей около пятидесяти лет, может быть, несколько меньше. Она села на скамью рядом со мной.

– Я оставила мужу записку, – предупредила я. – Он может сюда явиться.

– Ничего, – ответила мисс Алави. – Я сделаю вид, будто я мать кого-то из этих детей. – Она поймала на себе взгляд женщины, сидевшей на скамейке напротив, и обменялась с ней несколькими фразами на фарси. – Я сказала ей, что, если появится ваш муж, я притворюсь, будто гуляю в парке с ней и ее детьми. Она согласилась.

Незнакомка ничуть не возражала против такой уловки. Я постепенно приходила к выводу, что иранцы обожают интриги. Они привыкли хитрить, вероятно, еще со времен правления шаха. Одни заговоры зрели против других не только в правительственных кругах или на другом официальном уровне, но и в семьях. Просьба мисс Алави ее и не удивила, и не встревожила. Скорее, напротив, скрасила ее день.

– Итак, что произошло? – спросила мисс Алави. – Как вы оказались в Иране?

Я вкратце поведала ей свою историю, опуская детали.

– Мне понятна ваша проблема, – сказала она. – В Англии, когда я училась, я тоже была иностранкой. И ко мне всегда было соответствующее отношение, которое мне претило. Я хотела остаться в Англии, и мне нужна была чья-то помощь. Никто не согласился мне помочь, и я вынуждена была вернуться в Иран. Это очень огорчило меня и мою маму. Мы решили, что по мере сил будем помогать иностранцам у себя в стране. Я помогу вам. Я знаю, как это сделать. – Она помолчала, чтобы успокоиться, затем продолжала: – Мама умерла две недели назад. Вам это уже известно. Накануне ее смерти мы говорили о вас. Она заставила меня дать клятву. Мама сказала: «Ни один человек не помог тебе, когда ты была иностранкой». И я пообещала ей, что буду по возможности помогать иностранцам. Я должна сдержать слово. И я это сделаю. – Мисс Алави утерла слезы краем платья.

– Каким образом? – спросила я.

– У меня есть брат, он живет в Захедане, на границе с Пакистаном. Я…

– Мамочка! Мамочка! – перебила ее Махтаб, бегом устремившаяся ко мне. – Папа пришел!

Он стоял за высокой решетчатой оградой, глядя в мою сторону, каждая черта его лица выражала подозрение. Властным жестом он подозвал меня к себе.

– Спокойно, – бросила я мисс Алави и Махтаб. – Ведите себя как ни в чем не бывало. Махтаб, беги обратно на качели.

Я встала со скамейки и направилась к Махмуди – слава Богу, что нас разделял забор.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он недовольным тоном.

– Такая чудесная погода, – сказала я. – Уже весна. Я решила отвести детей в парк.

– Кто эта женщина, что сидит рядом с тобой?

– Не знаю. Она здесь с детьми.

– Ты с ней беседуешь. Она говорит по-английски?

Я знала, что на таком расстоянии Махмуди не мог нас слышать.

– Нет, – солгала я. – Я практикуюсь с ней на фарси. Махмуди подозрительным взглядом обвел парк, но, кроме ребятишек, шумно игравших под присмотром своих мамаш, ничего не увидел. Мисс Алави и наша союзница приблизились к качелям и старательно забавляли детей. Ничто не указывало на заговор. Он решил меня проверить и убедился, что я там, где сообщила. Не произнеся ни слова, он повернулся и пошел прочь.

Я медленно вернулась на площадку и некоторое время раскачивала на качелях Махтаб и Амира. Меня подмывало оглянуться и посмотреть, не следит ли за мной Махмуди, но я не должна была выходить из роли. Через несколько минут я, как ни в чем не бывало, направилась обратно к скамейке. Еще через несколько минут ко мне присоединилась мисс Алави.

– Он ушел, – сказала она.