Я никому не скажу - Дина Дэ

— Это люди Островского, — упавшим голосом проговорил Андрей, тяжело опустившись на стул.

Профессор резко вскинул на парня недоуменный взгляд.

— Островский Николай? Он-то тут при чем?

Андрей тяжело вздохнул, зарываясь руками в волосы. Какое-то время парень молчал. Он знал правду, которая могла причинить боль Роберту Алексеевичу. Но пути назад не было. Нам всем нужно пережить это.

— Островский встречался с Евой. Клим это знал.

Я переводила взгляд с Андрея на профессора и обратно. Кто, черт возьми, этот Островский?!

Пожилой мужчина смотрел на парня остекленевшим взглядом.

— Нет, этого не может быть… — прошептал он, еле шевеля синеющими губами.

Черт!

— Клим считал, что это Островский виноват в смерти Евы, и хотел отомстить ему, — с болью в глазах договорил Андрей.

— Что же они натворили, дети… — простонал Роберт Алексеевич, обессиленно закрывая глаза.

Мужчина попытался встать, но его ноги подкосились. Мы с Андреем одновременно подскочили к профессору и подхватили с двух сторон.

— Давай в зал на диван, — отрывисто проговорил Андрей.

Уложив профессора на диван, мы подложили ему под голову подушку и расстегнули верхние пуговицы рубашки. Мужчина держался рукой за сердце и тяжело дышал. Его глаза были зажмурены, зубы крепко сжаты. Ему было очень больно.

Я нашла аптечку, достала нитроглицерин и засунула таблетку мужчине под язык.

— Роберт Алексеевич, вы меня слышите? Потерпите! Андрей уже вызывает Скорую! Всё будет хорошо… Слышите, всё будет хорошо!

Опустившись перед диваном на колени, я разговаривала с профессором, с трудом сдерживая накатывающую панику.

Как же хрупка человеческая жизнь…

Мне хотелось кричать во весь голос.

Я теряла Клима. Его отец умирал на моих руках. Вся моя жизнь рушилась, и я ничего не могла сделать.

Крепко сжав морщинистую ледяную ладонь, я смотрела на профессора. Клим похож на него. Как я раньше этого не замечала.

То же красивое тонкое лицо с правильными чертами, тот же прямой нос, высокие острые скулы. Только вместо небесной синевы в глазах Клима была чернота, глубокая и пугающая.

Профессор приоткрыл глаза, хрипло втягивая воздух. Поймав мой взгляд, он еле слышно проговорил, сбиваясь на тяжелое дыхание:

— Дочка, скажи Климу, что я люблю его. Всегда любил. И прошу за всё прощение… Я был таким идиотом…

По неестественно бледной морщинистой щеке скатилась слеза.

Сердце будто ошпарили. Я наклонилась к мужчине ближе и горячо зашептала, поглаживая его по руке:

— Вы сами скажите ему это! Слышите! Всё будет хорошо!

Слабая улыбка мелькнула на лице профессора и тут же погасла. Все его силы уходили на то, чтобы сражаться за жизнь.

Сзади подошел Андрей и опустил руку мне на плечо.

— Скорая сейчас приедет.

Я медленно поднялась, не сводя глаз с застывшего лица профессора.

— Почему всё так, Андрей?.. — еле слышно пробормотала я. Мне хотелось кричать, но голос был хриплым и слабым.

— Почему мы прощаем и признаемся в любви, только когда становится слишком поздно?..

Внутри меня всё переворачивалось. Ведь всё могло бы быть по-другому...

Андрей, безвольно опустив руки, с болью и отчаянием смотрел на меня. Он не знал ответа на мои вопросы.

Никто не знал.

Глава 41

— Кто такой Островский? — спросила я, повернувшись к Андрею, усевшемуся за руль своей Лады.

Скорая вместе с профессором только что отъехала, освещая проблесковыми маячками темный двор. Врач, осмотревший Роберта Алексеевича, вынес неутешительный диагноз — сердечный приступ.

Узнав у медиков, в какую больницу отвезут профессора, мы сели в машину.

У нас всё еще не было плана, что делать дальше и как искать Клима. Но я не могла просто так сидеть и ждать. Каждая минута отдаляла от меня Клима, каждый потерянный час оставлял на сердце кровоточащую засечку.