Дикарь - Надежда Мельникова

А я не могу, так и сижу за столом в куртке. Дрожащими руками прикасаюсь к горячей кружке, с удовольствием закрываю глаза.

Немного оттаяв, осматриваюсь. На окнах висят белоснежные шторы с каймой с синим рисунком. Их часто стирают, иначе они бы не были такими белыми. На столе такая же скатерть. И даже кресло укрыто чем-то пушистым и светлым. Староста чистюля. Обычно у мужиков, которые гостей приглашают неожиданно, дома бардак. А у Семёна посуда вымыта и веник с совком в углу, как говорится, наготове.

— Вам бы поспать. Дать организму восстановиться. Вы на диване ложитесь, я вас пледом укрою, а сам по делам похожу.

— Мне подпись нужна, — хриплю осипшим голосом.

— Я вам помогу, — стягивает с меня куртку, — вы только поспите, Забавушка. В ногах правды нет. Да и организм окрепнет, придёт в себя.

Мне кажется, я сплю целую вечность, до такой степени быстро я отключаюсь, проваливаясь в глубокий сон. Глаза открываю, только когда вечером Семён радостно объявляет, что мы с ним идём на дискотеку. И что там будет Михайлов. И хотя я не представляю дикаря на танцах, Сёма, как руководитель местного сообщества, утверждает, что это правда. И что он прикажет ему подписать бумаги. Ибо Сёма здесь главный.

Я устаю усмехаться. Но выбора у меня нет.

Знаете, что такое дискотека в деревне? Это когда стоит сарай, именуемый клубом, и в нём доски от прыжков и танцев пружинят. Звучат хиты девяностых, а за зданием все опорожняются. Ну и разборки устраивают, не поделив чью-то жену или подругу.

И самое поганое — эти разборки постоянные, каждую дискотеку. И что в таком деле ничего смешного быть не может по определению, потому что, чуть что, все сразу же друг на друга толпой лезут.

Сарай оказывается довольно просторным и имеет два входа. Мы со старостой идём через центральный. Снимаем верхнюю одежду. Нам предлагают стопочку для разогрева. И, глядя на то, что пьют все, я решаю не отрываться от коллектива.

Тут же становится веселее. Происходящее воспринимается проще. Оглядываюсь по сторонам, поморщившись, замечаю машущего мне Петра.

Семён знакомит меня с местной публикой, представляя городской девушкой. Я пью ещё одну стопку. Внутри закипает кровь, уже и Петька с компанией не пугают так сильно.

Но, сколько я ни верчу головой, дикаря нигде нет. И даже медленный танец со старостой ничего не меняет. Мне нужна подпись, а человека, который может это сделать, я в упор не вижу. Неужели староста обманул меня? Я мужикам не доверяю, поэтому не исключаю такого варианта.

И вот все колбасятся, прыгают, как вдруг вбегает какой-то запыхавшийся местный парень и начинает истошно орать: «Наших бьют!»

Его крик перекрывает шум музыки. Все, в том числе и мы с Семёном, тут же поворачиваются к нему с вопросом:

— Кто? Где!?

— За клубом!

Те, кто оказались ближе к чёрному выходу, ломятся туда и оббегают клуб с левой стороны. Те, кто ближе к центральному, бегут направо. Народ с двух сторон огибает здание и сталкивается лоб в лоб.

Почему-то первым делом в результате столкновения высоко вверх, метров так на десять, подлетает чей-то ботинок. Сразу вслед за этим начинается жуткий мордобой. И уже становится не так и важно были ли какие-то «не наши», которые били «наших». Народ автоматически делится на тех, кто подбежал слева, и тех, кто прибежал справа.

Моё тело несёт волной. В какой-то момент в давке я получаю по лбу. Меня чуть не затаптывают. И я едва не задыхаюсь.

Потеряв надежду выбраться, чувствую чьи-то сильные лапы, вытягивающие меня из кучи-малы. Они высвобождают и несут… Под мышкой. Как шкодливого котёнка. Это не так сексуально, как если бы этот козёл закинул меня на плечо, и не особенно романтично, как когда берут на руки.

— Барби, в толпе дыхание сильно затрудняется, ты могла потерять сознание. Случилась бы механическая асфиксия. И всё. Не смогла бы больше мужиков по яйцам бить.

Ага, задело-таки.