Дикарь - Надежда Мельникова

И при этом кладёт руку мне на колено, как раз возле Васькиной морды. Сжимает, да так многозначительно, что я аж ёрзаю. Вот это особенно раздражает. Умом я понимаю, что точно «нет», а коленом — просто сразу «да». У него такие руки: грубые и цепкие, жилистые и сильные. Загрубевшие. Я прям мысль теряю. Гад ползучий.

Хотя, конечно, делаю вид, что меня заботит только Васька. Глажу активнее. Руку игнорирую.

— Я не верю в такие совпадения, Даниил Александрович. Ну как она могла оказаться в одном со мной банке? Причём это такое вполне себе социальное отделение, не для женщин в натуральных шубах. Там пенсионеры держат вклады. Это не коммерческий банк, где подают кофе клиентам.

Продолжает массировать моё колено, пуская волны дрожи по телу, это ощущается даже через ткань джинсов. Эти его физические штучки мешают думать и вести диалог. Не выдержав, скидываю мужскую ладонь.

— Когда я прошу ехать молча, Забава, это надо выполнять.

Закатываю глаза. Наглаживаю задремавшего Василия активнее. Снимаю стресс.

— А что Василий ест? Коты в городе едят кошачий корм. А в деревне вроде не так. Степановна оставила чёткую инструкцию?

Михайлов поворачивается и грозно смотрит. Сжимает зубы.

— Нет, я не заткнусь, Михайлов, — опережаю его, — и не рассчитывай.

— Это ещё почему?

— Потому что ехать долго, а мне скучно. А слушаться тебя не вижу смысла, ты мне никто. Я здесь только из уважения к Степановне и любви к Василию. — повторяю слова дикаря. — Уж очень у нас с ним сложилось. Михайлов смотрит на меня жадно и требовательно.

— Никто, говоришь? Хм, даже так.

— Ну да. Знакомый танцор.

— У кого-то неконтролируемое чувство юмора, как я посмотрю.

Дикарь делает резкий финт и съезжает с трассы. Я ойкаю от неожиданности. Васька пугается, но снова опускает морду и засыпает. Михайлов останавливает автомобиль между деревьев.

Всё внутри взрывается горячим предвкушением. Болтаю, чтобы спасти себя:

— До сих пор не могу поверить, что дикий лесной житель вроде тебя пригласил на танец женщину. Это не вяжется с твоим свирепым и харизматичным образом.

— Я умею удивлять. — Положив руку на моё сиденье, придвигается, нависает и, оторвавшись от руля, довольно грубо ведёт пальцами по моим губам.

Почти размазывая их по лицу. Это ужасно и сексуально одновременно.

Чувствую кипяток в нижней части тела. Стараюсь не показывать глубину дыхания. Но внутри жалит, бьёт, тянет. Сдерживает лишь одно…

— Ваську раздавишь.

Дикарь не слушается. Припадает к моему рту. Медленно ведёт языком по губам и тут же запихивает его внутрь, лижет мой. Грязно, пошло, нагло.

Похоже, ни мой укус, ни моя пощёчина его совершенно не впечатлили.

Он хочет мой рот и берёт его. А я держу Ваську и обречённо подчиняюсь. Потому что не могу это прекратить. Его движения: то вдруг нежные, то неожиданно яростные — вызывают во мне ступор. Как будто дикарю очень важно прямо сейчас знать, что я всё ещё в его власти, несмотря на предыдущее сопротивление. И, втягивая в свой рот мой язык, он играет с его кончиком, демонстрируя мне мою же беспомощность.

Нас прерывает Василий, который рычит, зажатый между человеческими телами.

Задохнувшись, теряю все ориентиры. Пьянею, потом трезвею и, распереживавшись, что стала слишком влажной и что, когда я встану, это будет заметно, снова ёрзаю. Чёртов дикарь выкручивает меня как на центрифуге. Но, получив доказательство того, что я всё ещё слаба перед ним, он успокаивается, берётся за руль и заводит мотор.

Обернувшись, сдаёт задом, и мы снова выезжаем на трассу.

Снова спасаю себя болтовнёй. Надо что-то говорить, а то совсем раскисла.

— Может, включим радио? Я понимаю, что музыка тебя раздражает, но есть такие каналы с юмором. Они хорошо отвлекают. Посмеёмся.

Да уж, кому я это предлагаю? Дикарь смеряет меня тёмным взглядом, смотрит как на дуру.

Притихнув, отворачиваюсь к окну, сажусь ровно.