Дикарь - Надежда Мельникова

— У меня друг есть. Костя Ткаченко, мы с ним в одно время учились. Пару раз были в общей компании. Так-то он травматолог и сейчас кандидат наук, но, сама понимаешь, связи имеются. Сейчас мы к нему в больницу поедем и всё решим. Он нам нормального узиста найдет, аппарат поновее, и всё будет хорошо. У него как раз дежурство.

Я бы, конечно, легла в постель и проспала бы целую неделю. Жалея себя. Страдая. Думая, где нагрешила и кто меня проклял. Но с дикарём разве поспоришь? Он же как бульдозер! Затащил в машину, пристегнул, куда-то повёз.

— Константин Леонидович, мы на месте. — Набирает Михайлов друга, когда мы подъезжаем к одной из больниц города.

Я до последнего сижу в машине, настолько впала в депрессию, не верю в то, что ребёнок жив. А слушать о том, что очередному доктору очень жаль, мне совсем не хочется, поэтому я не выхожу.

Надеюсь, что этот доктор-травматолог не спустится к нам, застрянет на работе. Среди вывихов и переломов.

Но доктор появляется. Более того — выходит к нам улицу. И я могу сказать точно: я таких мужчин-врачей ещё не никогда видела. По крайней мере, мне такие ни разу в жизни не попадались.

Идеально сложённый, высокий, стильный, ухоженный и подкачанный, он похож на модель из рекламы «Хьюго Босс». И с такой внешностью в принципе не может быть умным. Ну потому что в природе всё распределяется равномерно. А тут ещё и кандидат наук.

Больше я на него не смотрю, потому что моя боль по-прежнему пульсирует под кожей. И ничего мне не нужно.

Данила силой вытягивает меня на улицу, заставляя поздороваться.

— Здравствуйте. — Нехотя протягиваю ладонь.

Доктор Ткаченко объясняет, что сейчас мы поедем на пятый этаж и пройдём в какой-то кабинет без очереди. Там находится отделение патологии беременности. Потом этого врача придётся отблагодарить. Но он у них самый лучший.

Данила тащит меня за руку. Я не хочу идти.

Впадаю в такую депрессию, что мечтаю забиться в какой-нибудь уголок. И остаться там навсегда. Уверена, если я не рожу Михайлову ребёнка, то он всё равно меня бросит.

В один из моментов, когда мы выходим из лифта и Данила увлекается беседой с этим идеальным доктором с картинки про влажные женские фантазии, я нарочно теряюсь.

Но дикаря этим не проведёшь, он тут же находит меня в какой-то кладовке со швабрами и отработанными материалами.

— Всё будет хорошо, милая. — Садится на корточки и целует мои руки.

— Я не хочу идти.

— Петя в порядке. Ты мне веришь?

— Да, но это не тот случай.

— Я те говорю, Петя в порядке! Не спорь!

Ткаченко ждёт нас в коридоре привалившись к стене. Смотрит на руку, на красивые крупные часы. Медсёстры спотыкаются, хихикают, краснеют и врезаются в друг друга, замечая его.

Кивнув Михайлову, Ткаченко идёт вперёд, а мы семеним следом. Точнее я семеню, а Данила подстраивается под мой шаг и уже не отпускает, крепко держа за руку.

— Ужас какой, — пытаюсь отвлечься. — Бедная его жена. Его же из дома нельзя выпускать, женщины сами вешаются.

— Чья жена? Ткаченко? Вот уж вряд ли. Хотя он когда-то был женат, по молодости и по глупости, но с тех пор достойной для него женщины не нашлось. Иногда плохо быть умным, привлекательным, обеспеченным и успешным. Это как раз его случай. Понравился? — Сжимает мою ладонь до боли дикарь.

— Нашёл время, Данила, я еле иду.

— Зато отвлекаешься.

— Мне нравятся здоровые, невоспитанные чернявые мужики. Которым я не могу родить ребёнка.

— Так, Забава, прекращай давай.

До кабинета я дохожу ни жива ни мертва. Данила заваливается внутрь, объявляет, что будет следить. Требует, чтобы несколько раз посмотрели всё очень и очень тщательно.

Но доктор едва прикладывает датчик и тут же поворачивается к нам.

— А зачем вам ложиться на сохранение? Ткаченко попросил вас устроить, но я не вижу тут никакой патологии.

— Нам сказали, что у меня замершая беременность.