Сведенные судьбой - Лиза Клейпас (2023)

Перевернув ее руку, Габриель поцеловал ладонь, а потом приложил к своей щеке. Выбритая кожа была гладкой в одном направлении и мягкошершавой — в другом, как кошачий язык. Огонь от камина вызолотил его всего, кроме этих глаз — светло-голубых, как арктические звезды. Он ждал, невероятно терпеливый, пока Пандора набиралась храбрости для ответа.

— Я… не могу об этом говорить, пока касаюсь тебя. — Убрав руку с щеки Габриеля, она слезла с его колен. В ухе раздавался настойчивый звоночек. Прикрыв ухо ладонью, она легонько побарабанила пальцами по кости за ушной раковиной. К ее облегчению, уловка помогла.

— Это тиннитус — звон в ушах, — сказал Габриель, пристально наблюдая за ней. — У одного нашего старого семейного стряпчего было то же самое. Тебя это часто беспокоит?

— Время от времени, когда я сильно переживаю.

— Сейчас можешь ни о чем не переживать.

Улыбнувшись ему короткой, отрешенной улыбкой, Пандора крепко сцепила пальцы в комок.

— Я сама навлекла это на себя. Помнишь, я говорила, что подслушиваю? На самом деле такое случалось нечасто, но в моем детстве это был единственный способ узнать, что происходит в доме. Мы с Кассандрой ели в детской и играли там же друг с другом. Иногда проходили недели, прежде чем мы встречались с кем-нибудь еще, кроме Хелен и слуг. Мама могла уехать в Лондон, отец — на охоту, а Тео — в школу, даже не сказав нам пару слов на прощание. Когда родители были дома, единственной возможностью привлечь их внимание оставалось плохое поведение. И в этом я превзошла остальных. Я вовлекала Кассандру в свои заговоры и планы, но все отлично знали, что она-то хорошая девочка. Бедняжка Хелен большую часть времени проводила за чтением книг, сидя в уголке и стараясь стать невидимой. Я же не желала быть паинькой.

Слушая, Габриель взял ее локон и принялся играть с ним.

— Мне исполнилось двенадцать, когда это случилось, — продолжила она. — А может, одиннадцать. Родители скандалили, запершись в спальне. Их ссоры были ужасны. Они могли вопить, бить посуду. Естественно, я совала нос куда не надо, поэтому побежала подслушивать. Они скандалили из-за мужчины, с которым моя мать… общалась. Отец кричал на нее. Каждое его слово звучало так, словно что-то ломали. Кассандра стала оттаскивать меня от двери, но тут она вдруг сама резко распахнулась. На пороге стоял разгневанный отец. Он, должно быть, заметил движение в щели под дверью. Молниеносно подскочив ко мне, он одновременно ударил кулаками по ушам. Все, что я помню, — мир взорвался. Кассандра рассказала потом, что помогла мне дойти до нашей комнаты, и уже там у меня потекла кровь из левого уха. Правое восстановилось через день-два, но левым я почти ничего не слышала, появилась пульсирующая боль в глубине. Скоро я свалилась с высокой температурой. Мама утверждала, что лихорадка не имела к уху никакого отношения, но я думаю, имела.

Пандора замолчала. Не было желания делиться отвратительными подробностями: как ухо гноилось, как ставили дренаж. Она осторожно взглянула на Габриеля, но тот смотрел в сторону и уже не играл ее локоном, а зажал его в руке с такой силой, что вздулись мускулы на запястье и предплечье.

— Даже потом, когда я встала на ноги после лихорадки, — сказала Пандора, — слух не вернулся полностью. Но самое ужасное то, что я начала терять равновесие, в особенности ночью, потом стала бояться темноты. С того времени… — Она остановилась, когда Габриель поднял голову.

Его лицо было убийственно суровым, адский холод во взгляде напугал ее больше, чем когда-то гнев отца.

— Этот сукин сын… — тихо процедил Габриель. — Если бы он был жив, собственноручно задушил бы его.

Пандора вытянула руки, словно ощупывая пространство вокруг него.

— Нет, — выдохнула она. — Нет! Мне этого не надо. Я ненавидела его очень долго, но теперь жалею.