Пташка - Ксения Скворцова

— Не знаешь? Или просто решил показать девчонке, где её место?

— Что? О чём ты? — нахмурился юноша.

— Надумал осрамить её в ответ, вот о чём.

— Нет, — просто ответил Бьярки, потирая висок. — Я увидел, как она гладит Усладу, и у меня перед глазами побелело от ярости. Она ведь мне всё поперёк делает, будто нарочно. А потом… Я вдруг забыл, о чём говорил. Забыл, на что сержусь. Словно начал падать в колодец какой, понимаешь? Ничего кругом не вижу, темнота, и дух захватывает, и она, глядит на меня, и... — Юноша сглотнул и помотал головой, хватаясь за чуб. — Наваждение какое-то.

— А если б я не пришёл?

Бьярки поднял на друга взор, и в нём была мука. Он вспомнил, как Гнеда сидела в углу, словно затравленный зверёк, и её слипшиеся от слёз ресницы казались ещё длиннее.

— Проклятая ведьма, — прошептал он, безнадёжно скребя по дну своего сердца в поисках оставшейся ненависти и, к своему отчаянию, не находя ни капли.

26. Сметана и дёготь.

Когда Гнеда проснулась на следующее утро, первое, во что уткнулся её взгляд, был плащ княжича, так и оставшийся лежать в ногах. Воспоминания тут же нахлынули, оживляя в памяти и то постыдное удовольствие, которое она испытывала от раскалённых прикосновений Бьярки, и холодный страх в животе от того звериного и неуправляемого, что проснулось в нём, что она сама невольно разбудила, не оттолкнув сразу же, дав себя заманить, отвечая и поддаваясь его касаниям.

Девушка зажмурилась так, что за веками полетели белые мушки. Если бы Стойгнев не появился, страшно даже подумать, что бы произошло. Да и без того стряслось немало. Как она теперь посмотрит в глаза обоим?

Гнеда сокрушённо понурилась. Неужели Бьярки настолько ненавидел её, что готов был пойти на бесчестье? Но разве можно целовать того, кого ненавидишь? Всё это никак не укладывалось в голове девушки, и она решила больше не думать о случившемся.

Гнеда велела Сторониславе отослать плащ своему спасителю, и каково же было её удивление, когда чернавка вернулась с небольшим лукошком, наполненным отборными орехами и пахучей княженикой. Внимание Стойгнева тронуло Гнеду, но одновременно что-то тревожное, похожее на нехорошее предчувствие, кольнуло в груди.

В последнее время девушка много и часто думала о княжиче. О том, с какой неожиданной добротой он отнёсся к ней на посиделках, утешив простыми, ласковыми словами. О кратких мгновениях в Завежье, с запоздалой благодарностью и по-новому глядя на его поступок. Вспоминала, как испугалась, когда он с неприступной бесстрастностью решал её судьбу после глупого поединка с Бьярки. А ещё возвращалась в мыслях к откровению Фиргалла о том, что Стойгнев должен был стать её мужем. В той, другой жизни. Несостоявшейся. Которой она лишилась волей его отца.

Это были опасные, ненужные думы. Гнеда не могла позволить себе увлечься княжичем. Всё чаще приходилось вспоминать, зачем она здесь, и подобные размышления отрезвляли. Целью являлся Войгнев, и жизнь, которой она нынче жила, была ненастоящая. Гнеда пряталась за личиной, обманывая даже тех, кто относился к ней по-настоящему хорошо, как Судимир и Славута. Нельзя разрешать себе пускать корни. Привязываться. И уж тем более — к сыну того, кого она пообещала убить. Отомстить за отца. За мать. За свою отнятую жизнь.

Но вся решительность Гнеды пропадала, стоило ей увидеть Стойгнева. Почти всегда мельком, мимоходом, отчего украденные полувзгляды делались только ценнее и желаннее. Да и сам княжич не облегчал положения, ловя, ища, отвечая на её взоры, заставляя сердце девушки смятенно вздрагивать.