Пташка - Ксения Скворцова

Гнеда не была тонкопряхой и знала за собой этот недостаток, но плохо скрытая снисходительность в голосе собеседницы покоробила её.

— Спасибо тебе, сестрица, — поклонилась Гнеда, всё же искренне благодаря за принесённую лучину. — Прости, не знаю, как тебя звать-величать.

— Звениславой, — улыбаясь, ответила девушка, разглядывая новую знакомую, и у Гнеды мелькнула глупая мысль, что и светец-то она принесла только ради этого.

Сама Звенислава вблизи оказалась ещё краше. Сливочно-белая кожа светилась здоровьем, на круглых щеках играл лёгкий румянец, лучистые светло-карие глаза осеняли длинные пушистые ресницы. Такой красавице не нужны были украшения, но и в них недостатка не было. Ожерелье в три ряда, усерязи с цветными каменьями, крохотные перстеньки на маленьких тонких пальцах, всё было при ней.

— А тебя, я слышала, Гнедой зовут.

— Верно, — кивнула Гнеда, ожидая, что ещё скажет боярышня. Любопытство было объяснимо, но то, что из всех девушек к ней подошла именно подруга Бьярки, настораживало.

— Ты уж не журись, что мы такие неласковые, попривыкнуть дай. И на Брячко не гневайся, — добавила Звенислава, бросив на Гнеду острый быстрый взгляд, — он ведь добрый. И отходчивый.

Гнеда ощутила неприятный холодок какого-то неясного чувства и со странным злорадством подумала, что бы сказала эта уверенная в своём превосходстве боярышня, коли бы видела, как её драгоценный Брячко…

Гнеда усилием воли оборвала мысль. Она ведь пообещала себе не думать больше об этом. Дверь вдруг отворилась, и в избу вошла статная высокая девушка. Непринуждённо сбросив лёгкую шубку на лавку, она, не спеша охорашившись, подсела к подругам. Сказав им какую-то шутку, она сама заливисто засмеялась, тут же поддержанная хохотом подруг. Было что-то, заставившее Гнеду задержаться на ней взглядом.

— Это Добрава, — шепнула Звенислава, тоже глядя на новую девушку. — Какова лебёдушка? У неё в почётниках сам княжич ходит, — без зависти, но с уважением добавила она. — Того и гляди, невестой назовёт.

— Невестой? — не владея собой, спросила Гнеда сдавленным голосом.

Звенислава чуть удивлённо покосилась на неё.

— Сватов ещё не засылали, но если не Добрава, то кто? Вятше её батюшки боярина во всём Стародубе не сыщешь, ну а остальное, сама видишь. — Девушка выразительно приподняла пушистые брови.

Да, она видела. Добрава уже держала себя княгиней, до того была осаниста и величава. Гнеда никогда не смела подумать о себе, как о невесте Стойгнева. То, что могло бы случиться, но не случилось — не в счёт. Нынче она была сиротой из далёкой деревеньки, а не дочерью князя. Но, выбери Гнеда иную долю, оставшись с Фиргаллом, она могла бы попытаться вернуть своё имя. Будь она внучкой князя Аэда, разве не по-другому бы посмотрели на неё все эти люди? Разве зазорно было бы Стойгневу посвататься к ней? Но тут же девушка напомнила себе, что не внучка Аэда она, а дочь Ингвара. Дочь Яромира, истинного князя Залесья. И узнай княжич об этом, впору было бы подсылать бы не сватов, а убийц.

***

Бьярки стоял, затаив дыхание. Она медленно приближалась, не замечая его, и юноша приготовился. Боярин лишь краем сознания удивился тому, что девушка была без понёвы, совсем как тогда, в ночь Солнцеворота, и белая рубашка зловеще светилась в полумраке сеней.

Бьярки опустил взгляд к её ногам. Опять босиком. Маленькие, какие-то детские стопы едва выглядывали из-под подола, и он почувствовал сумасбродное желание прикоснуться к ним.

Гнеда поравнялась с его укрытием, и Бьярки сделал шаг из темноты.

Чёрные глаза уставились на него без страха. Юноша распознал в них лишь негодование и ненависть. И силу. Страшную силу над ним, сокрушавшую и не дававшую спать ночами. Бьярки хотел только одного — сломить её и снова стать свободным. Боярин сгрёб девушку в охапку, так что она едва успела придушенно пискнуть. На ощупь нашёл дверь. Ещё миг — и они уже в сыроватой прохладе клети.