Пташка - Ксения Скворцова

— Неужто думаешь, боярин, что, умей я ворожить да травами-отравами ведать, стала бы размениваться на приворотное зелье? — негромко, но отчётливо произнесла она, едва удерживаясь то ли от плача, то ли от хохота.

— Убирайся, — только и сумел выговорить Бьярки побелевшими губами.

Он резко отпустил её руку, и Гнеда ринулась прочь, не видя и не слыша ничего, не разбирая дороги, чувствуя лишь морозный воздух, обжигавший лёгкие.

Не глядя в её сторону, Бьярки вытер непослушными пальцами испарину со лба. Он постоял, будто собираясь с силами, а затем, оттолкнувшись от дерева, пошёл прочь, немного пошатываясь, туда, где, озаряя ночную темень, приветливо мерцали окна избы и раздавался весёлый смех посиделок.

27. Откровение.

Было ещё совсем рано, но, по обыкновению, в гридне уже засуетились. Давно проснувшийся Бьярки заставил себя подняться. Младший Судимирович, побратим и ближник княжича, всегда был на особенном счету, но и он послушно подчинялся заведённому в дружине порядку, не пропуская воинской науки и ежедневных учений. Пользуясь своим положением, он мог отлучаться домой куда чаще других, но в последнее время Бьярки ночевал в дружинной избе, избегая появляться в усадьбе.

Извилистое тело замёрзшей Листвянки темнело в синевато-сером снегу, а от зияющих дыр прорубей и полыньей, разбросанных тут и там возле берега, змеился лёгкий парок.

Бьярки безо всякого удовольствия умылся рыхлой пригоршней снега, оцарапавшей лицо, и присоединился к товарищам, разминавшимся неподалёку от общего костра. Под предводительством Борзуна, удалого княжеского кметя, славившегося недюжинной силой, отроки боролись, схватывались в рукопашную и постигали прочие премудрости ратного ремесла. Борзун поддразнивал парней, то и дело пересыпая свою речь прибаутками, и тут и там слышались задорные крики и смешки. Утреннее учение шло весело и ненатужно, но нынче Бьярки не чувствовал себя частью братства, и возня на снегу, всегда так нравившаяся ему, не бодрила, а утомляла.

Ивар появился перед ним, когда дело дошло до мечей. Они давно уже не становились в пару, и нынче Бьярки хмуро принял протянутый другом клинок. Княжич смотрел спокойно и открыто, и лишь только очень близко знавший Ивара человек мог бы различить отсвет тревоги в прозелени его глаз.

Разогревшись несколькими привычными движениями, юноши начали сшибку. Вокруг них, молодых, но уже показавших себя и в отъезжем, и в ратном поле, постепенно стали собираться отроки и детские, а поединщики не замечали ничего вокруг. Меч Ивара мелькал перед лицом, и Бьярки распалялся всё сильнее, а снисходительная невозмутимость названного брата лишь разъяряла. Пот стекал по лицу боярина, и он с досадой ощутил, что казавшиеся раньше лёгкими удары не даются, а мышцы утратили былую силу. Бьярки словно тянулся по привычке за верным ножом, но не находил его на положенном месте.

Проклятье!

Ивар незаметно перебросил меч в шуйцу.

— Не смей! — прорычал Бьярки, закусывая губу и набрасываясь на друга градом новых ударов, выматывающих, но почти бесплодных.

Власть над собственным телом утекала как вода сквозь пальцы вместе с необходимой осторожностью. Зрители притихли, замечая, что потешный бой перерастает в настоящий, и рядом с борцами вырос долговязый Борзун, готовый вмешаться при первой надобности.

Оба имели почти одинаковый рост, но княжич был крепче и гораздо шире в плечах гибкого поджарого Бьярки. Сила одного и ловкость второго обычно уравнивали их в бою, но нынче Судимирович видел свою слабость и оттого дрался особенно отчаянно. Ивар оставался внешне бесстрастным, но из-под налобной повязки вниз по вискам сбегали тонкие струйки пота. От взмокших на спине и груди рубах валил пар.

Бьярки всё-таки удалось достать побратима, и только когда на плече княжича заалело пятно, жадно расползающееся по белому полотну, он остановился, быстро моргая. Его впервые в жизни замутило от вида крови.