Пташка - Ксения Скворцова

Трясущейся рукой отбросив в сторону меч, боярин развернулся и пошёл прочь через строй безмолвно расступившихся отроков.

Ивар нашёл Бьярки в оружейной клети. Он сидел на полу, привалившись к упёртому в стену круглому щиту. Княжич опустился рядом.

— На, — он сунул побратиму в руки крынку с молоком. — Что в трапезную не пошёл? На тебе скоро мяса совсем не останется.

Бьярки посмотрел на Ивара, виновато находя пятно уже засохшей крови, просочившейся даже через надетую позже верхницу.

— Пустое, — махнул рукой заметивший его взгляд княжич. — Зажило уже всё. Что с тобой, Медвежонок? За что ты на меня взъелся? Облегчи душу, не держи на сердце. Словно червь тебя точит, с лица и тела спал, скоро люди узнавать перестанут.

Бьярки отставил нетронутое молоко в сторону и пристально посмотрел на друга.

— Ты зачем девке голову морочишь? — наконец спросил он, понимая, что пути назад не будет.

Ивар некоторое время удивлённо взирал на побратима, слегка наморщив лоб, а потом тихо рассмеялся, покачав головой.

— Ах, вот оно что. А я думал, показалось. Думал, она тебе не люба.

— И не люба, — повысил голос боярин, словно отказываясь замечать взлетевшие брови и стиснутые от сдерживаемой усмешки губы Ивара. — Отец велел присматривать за ней. Ты что затеял? Другой не мог найти, или Добравы тебе мало?

— А когда ты её в деннике зажимал, тоже присматривал? — усмехнулся княжич уже без дружелюбия.

Бьярки скрежетнул зубами.

— Помрачилось у меня в голове от похоти, будто не знаешь, как оно бывает, — зло процедил он. — Другое дело, кабы я это задумал да туда её сам заманил.

— А что ж, я, по-твоему, заманиваю? — Ивар холодно прищурился.

— Зачем приезжаешь? Зачем смотришь? Разбередишь девке сердце, позабавишься, да и бросишь. — Голос Бьярки больше не звучал воинственно. Он весь поник, сдаваясь, признавая своё поражение, и Ивар смягчился.

— Я видел, что ты к ней неровно дышишь, но, чтобы так, не знал. Я бы не стал… — неловко замолчал княжич, упирая взгляд в сомкнутые руки.

— Как, так? — резко взметнув голову в его сторону, враждебно спросил Бьярки.

— А так, что весь высох. Будет тебе, Бьярки, не малое чадо, — с раздражением добавил Ивар, поднимаясь. — Зазнобила тебя девка, признай уж. Сказал бы сразу, я б в её сторону и не взглянул. Было б ещё, на что глядеть, — скривился он.

— А не на что, зачем тогда привабливал? — с горечью спросил боярин, даже не отрицая слов друга.

— Со скуки, — коротко ответил княжич, не глядя на Бьярки. — Больше не стану. Забирай свою красну ягоду, любись.

Бьярки мрачно усмехнулся.

— Нет, Ивар. Наваждение это какое-то. Морок. Не может мне такая прийтись по сердцу.

Княжич только покачал головой.

— Я не желаю, чтобы промеж нами встала девчонка. Это — самое жалкое, что может произойти между двумя мужчинами. Морок, не морок, а нет сил смотреть на тебя, прозрачный стал, что вешняя льдинка. Сухая любовь только крушит. Или забудь, или возьми её.

***

— Возьми её, — упрямо повторила Славута, прикладывая нарядную красную рубашку к Гнеде. — Мне такую уже не надеть, а тебе в самый раз придётся.

— Спасибо, — приняла подарок девушка.

Гнеда была полна отчаянного желания нарядиться в лучшее, чтобы назло всем показаться — со своей грубой и смуглой кожей, слишком маленькими и чёрными глазами, детской грудью и жёсткой косой. Да, она не была ни знатной, ни красивой, но Стойгнев смотрел на неё, а Бьярки…

Гнеда споткнулась на мысли о юноше. Неужели он говорил правду? Про приворот и… Девушка никогда и подумать не могла, что Бьярки испытывал к ней что-либо кроме неприязни. Его нападки были для Гнеды не внове: совсем так же вёл себя когда-то Завид. Но от младшего Судимировича и вправду исходило что-то иное помимо ненависти. Гнеда чувствовала тоску раненого зверя в его взгляде, но не могла и помыслить, что была причастна к этому.