Пташка - Ксения Скворцова

Он снял со свой накидки потускневшую от времени и носки застёжку в виде дубового листа и, небрежным хозяйским прикосновением собрав на груди Гнеды серые складки, отчего девушка едва не отпрянула, сколол их.

— Так-то лучше, — ухмыльнулся он, любуясь своей работой. — А теперь ступай. Он, поди, заждался.

***

Она проваливалась в сугробы почти по колено, и колкий, свежий запах снега щекотал ноздри. Гнеда бежала, потому что просто не могла идти. Не имела права потерять хоть несколько мгновений из той малости, что была им отмерена.

Девушка затылком чувствовала неотрывный взгляд Брана, но он был и одновременно последним, о чём она думала. Откуда-то в них целились сразу несколько стрелков, но со стороны лесная избушка выглядела совершенно заброшенной и безлюдной.

Бьярки быстро шёл ей навстречу, бороздя белую искрящуюся целину. Он смотрел только на Гнеду.

Шаг, другой.

Ближе.

Совсем рядом.

Миг промедления, и вдруг их тела соприкоснулись с яростной силой, выбившей из Гнеды дух. Бьярки до хруста прижал девушку к себе, зарываясь лицом в её надплечье, и тело тут же отозвалось тягучей, обжигающей истомой.

От него пахло морозом и тоской, и их объятие было единственной слабостью, которую Гнеда могла себе позволить. Её как плащом мгновенно окутало теплом и запахом юноши, голова сладко закружилась, и Гнеда начала терять над собой власть. Девушка заставила себя разжать руки, и теперь они держались вместе лишь благодаря Бьярки.

— Зачем ты пришёл? — выговорила Гнеда, разрешая пальцам в последний раз скользнуть по его телу, прежде чем безвольно повиснуть вдоль туловища.

— Разве ты не знаешь? — прошептал Бьярки в её волосы, и голос, в котором не было ни капли притворства, полностью свободный от обычной игры, ранил Гнеду сильнее его самых грубых слов. Он отбросил последние личины и был перед ней как есть, обнажённый до костей.

Она отстранилась от юноши, опуская голову, не в силах встретить его взгляд, но он взял её за предплечья. Нежно, требовательно, заставляя посмотреть на себя.

— Уходи, Бьярки. Уходи, или тебя убьют.

— Я не уйду без тебя, — твёрдо сказал боярин.

— Их много. Они держат тебя на прицеле. Как ты мог поехать в одиночку?

— Это была разведка. Я уже и не чаял найти тебя, — проговорил он, и в этих коротких словах она услышала всю безнадёжность, стоявшую за его упрямыми поисками.

Погоня измотала Бьярки. Его не менянная несколько дней одежда была грязной и мятой, лицо осунулось и заросло щетиной. Беспокойные глаза, в которых отражались мечущиеся перья снега, стали льдисто-прозрачными, почти серыми. Он выглядел диким и совсем юным.

Почему именно сейчас, видя его, должно быть, в последний раз в жизни, Гнеда, наконец, поняла? Почему только теряя, она осознала, насколько он ей дорог? Только теперь призналась самой себе, что с самого начала, с того далёкого Солнцеворота, это был он, только он. Всегда он.

Девушка задрала подбородок, встряхивая головой. Пора было переходить к делу.

— И куда же ты собрался везти меня? — надменно спросила она. — В Стародуб, на расправу своему князю?

Бьярки несколько раз моргнул, слегка приподняв брови, ещё не понимая причины её холодности, ещё не подозревая предательства, и в этом по-детски трогательном замешательстве было столько уязвимости, что у Гнеды защемило грудь.

— Мы поедем, куда ты скажешь. — Он взял её руки в свои ладони. Немного шершавые и очень горячие. — Я увезу тебя далеко, туда, где нас никто не знает, где никто не найдёт. Где мы сможем начать новую жизнь. Вместе.

Гнеда хрипло рассмеялась.

— И ты думаешь, за этим я ехала в Стародуб, в вотчину моего отца? Чтобы закончить в далёкой глухомани, безвестной и нищей?

Юноша нахмурился.

Он всё ещё не понимал.

— Нет, Бьярки. Я поеду с ними, — девушка кивнула в сторону лачуги. — На родину своей матери.