Пташка - Ксения Скворцова

Гнеда никогда доселе не бывала в покоях, где хозяин Корнамоны принимал гостей, и свет, необычно яркий для этих убогих стен, ударил в глаза, привыкшие к полутьме сеней. Проморгавшись, девушка увидела посередине не слишком просторного чертога жарко пылавший огонь, а по правую руку от него — кресло, в котором сидел гость. Сначала Гнеда смогла разглядеть лишь очертания прямого стана и две тени за ним. Не слёзы — пелена, словно от сильного ветра — всё ещё застилала глаза, и ей пришлось несколько раз хлопнуть ресницами.

Если это смерть, должно было увидеть её лицо.

И вдруг земля качнулась и просела. Ноги и руки стали одновременно мягкими и непослушными, как бывает, когда делаешь глоток вина натощак. Когда съезжаешь с крутой горы на салазках. Когда зависаешь на качелях в высшей точке за миг до обратного движения к земле.

Ястребино-рыжие глаза мерцали с противоположного конца повалуши, заставляя сердце забиться в бешеном торжестве, и лишь рука Брана, крепко сжавшая её и напомнившая о том, где она находилась, удержала Гнеду от того, чтобы кинуться к Фиргаллу.

Бран подвёл её к другой стороне очага, и надавив на плечи, усадил в кресло. Сид опустился рядом, переводя блестящие подозрением и звериной настороженностью глаза с девушки на гостя.

Ликование в душе Гнеды мешало думать. Она была спасена, и всё остальное не имело значения. Эти сани приехали за ней, и страхи мигом растаяли. Девушка не могла отвести глаз от опекуна, которого не видела больше двух зим, и даже то, что сам Фиргалл не встречал её взора, полного щенячьего обожания, не смущало Гнеду. Сид бесстрастно взирал на Брана, точно окаменевшего в напряжённом, недоверчивом ожидании.

— Ты доволен? — наконец прервал затянувшееся молчание корнамонец, слегка кивая в сторону девушки.

— Вполне, — криво усмехнулся Фиргалл, словно не замечая грубости в голосе собеседника. — Её это тоже касается.

Сид по-прежнему не смотрел на Гнеду, и она начинала чувствовать себя как ребёнок, судьбу которого решают при нём двое взрослых, не считая нужным поставить дитя в известность или позаботиться о его мнении.

Девушка беспокойно поёрзала на месте, переводя встревоженный взгляд с одного на другого. Слуги за спиной сида стояли не шелохнувшись.

Почему Фиргалл не поздоровался с ней?

Это было в его духе, успокаивала себя Гнеда. Она вспомнила потасовку в дубовой роще и то, как сид вёл себя с собственным сыном. Но тогда он был зол на Айфэ. Чем же Гнеда провинилась на сей раз? Неужели он держал на неё обиду всё это время?

— Так выплюнь, не жевавши! — уже плохо скрывая нетерпение, потребовал Бран, отрывисто постукивая пальцами по подлокотнику.

Фиргалл улыбнулся одним уголком рта, без веселья, но явно развлекаясь видом выведенного из равновесия, сидящего как на иголках Брана, из последних сил напускающего на себя образ человека, владеющего положением.

— Возьми, — сид властно-небрежно протянул какую-то трубочку, и один из рынд тут же послушно доставил её Брану, так же бесшумно возвратившись на своё место за спиной хозяина.

Нахмурившись, Бран развернул свиток, быстро пробегая глазами по строчкам. Гнеда не отрываясь смотрела на лицо жениха, пытаясь по его выражению разгадать содержимое послания.

— Это верительная грамота, — снисходительно пояснил Фиргалл, заметив, что Бран снова и снова перечитывает письмо. — Она удостоверяет меня как посла Аэда, что, как, надеюсь, тебе известно, наделяет меня правом неприкосновенности. Что бы я не имел передать тебе именем князя.

Бран стрельнул в Фиргалла недобрым взглядом поверх пергамена.

— С каких пор ты втёрся в доверие старикану? — спросил сид сквозь зубы, приподнимая правую бровь, и Гнеду покоробило от его дерзости.

Но Фиргалл лишь равнодушно пожал плечом.

— Должно быть, с тех самых, как мой сын обручился с его внучкой, — холодно ответил он.