Пташка - Ксения Скворцова

— Я был оставлен в лесу, когда мне шла десятая зима, — процедил он сквозь зубы. Ярость потихоньку отступала, и девушка заметила, что сид побледнел. — Я не делал с тобой ничего, через что не прошёл бы сам. Ты должна быть готова, выйдя из дому, больше туда не вернуться. Ты обязана осознавать, что происходит вокруг, а не предаваться вместо этого бесполезным мечтаниям. Ты должна уметь постоять за себя. Выжить в одиночестве. А самое главное, — он смерил её тёмным взглядом, — ты должна быть сильной. Страх, обида, жалость к себе – это слабость.

Гнеда несколько мгновений кряду молча смотрела на сида, тщетно пытаясь пробить невидимую стену за его глазами.

— А жалость к другим, Фиргалл? — Её голос подрагивал, а губы не слушались. — Жалость к другим, это тоже слабость?

— Ещё какая, — тихо ответил он и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

***

После произошедшего Гнеда почти перестала видеть Айфэ. Он больше не приходил, чтобы взять её на прогулку, не проведывал в конюшне, когда девушка ухаживала за Пламенем, не появлялся, как это бывало прежде, из ниоткуда, чтобы увлечь с собой на рыбалку или в своё тайное укрытие на дереве, где они могли часами наблюдать за птицами и разговаривать обо всём на свете.

Занятия с Фиргаллом между тем шли своим чередом, так, словно ничего не случилось. Пожалуй, Сид был сильнее, чем обычно замкнут и сдержан, но он и до этого не отличался особенной душевностью.

Спустя несколько дней после возвращения в поместье Гнеда обнаружила в своей горнице незнакомый короб, который оказался набит новыми уборами и украшениями. Девушка, не надевавшая почти ничего, кроме пары самых простых нарядов, печально усмехнулась, поглаживая блестящую вышивку на весёлой изумрудной ткани. Кажется, Фиргалл решил откупиться от неё.

Страда и сбор урожая были закончены, скотина сбавлена, закрома заполнены. Вознаграждая своих людей за благополучное завершение летних работ, Фиргалл распорядился приготовить щедрый пир. Гуляния длились несколько дней и напомнили Гнеде Дожинки, что устраивались в Перебродах. Обычно она с нетерпением ждала этого времени, когда в деревне накрывались длинные столы, начинались игры и пляски вокруг высоких костров, но нынче, без Айфэ, бывшим её проводником в чужом мире, она чувствовала себя лишней.

Гнеда стремилась убежать как можно дальше от незнакомых песен, от торжества труда, в котором она не участвовала, от запаха жареных лесных орехов и печёных яблок, от радости, которую не могла разделить. Девушка осёдлывала Пламеня и проводила целый день в голых полях или предгорьях, скитаясь от озера к озеру, где раньше они ездили вместе с Айфэ, или запиралась с книгами в своей светлице. Кажется, никто не заботился о том, где она и чем занята.

Айфэ появился, когда оттепели прекратились и земля, укрывшись снежным пуховым одеялом, заснула до следующей весны. Гнеда и Финд пряли у очага в тёплых общих покоях, и служанке потребовался только один взгляд, чтобы, отложив веретено, тут же безмолвно удалиться, оставив друзей наедине. Хоть Гнеда и преуспевала в изучении языка сидов, им с Финд не нужны были слова, чтобы понять друг друга.

Поклонившись, Айфэ сел рядом и взял ладони Гнеды в свои. Глаза юноши пристально изучали её лицо, словно старались запечатлеть в памяти каждую черту.

— Я скучала по тебе! – прервала молчание Гнеда.

— Я ездил по поручениям отца и не успел попрощаться, но делаю это сейчас.

Брови Гнеды изогнулись.

— Прощаешься?

— Я отбываю с рассветом.

— Но ты только вернулся!

В её голосе послышалась мольба, и девушка прокляла себя за это, заметив, как дрогнули губы Айфэ.

— Дела с Аэдом идут не так гладко, как отцу бы хотелось.

Он теребил запястье из красно-зелёных ниток на руке Гнеды, избегая её взгляда.

— Мой дед не спешит раскрывать для меня объятья? — усмехнулась девушка и поймала на себе удивлённый взор Айфэ.