Украденная невеста - М. Джеймс

В течение следующих получаса мы обмениваемся легкими ударами, Левин наносит удары по каждой моей руке, затем по бокам, а затем по бедрам, пока я пытаюсь блокировать. У меня болят предплечья, но я заставляю себя продолжать. К концу получаса я обнаруживаю, что чаще всего могу блокировать его, чем нет, предвосхищая его движение. Затем он начинает чередовать движения, путая направления, в которых он касается моих рук, боков или бедер, и даже тогда мне удается прилично блокировать по крайней мере половину из них, хотя я действую значительно медленнее.

— Сделай перерыв, — говорит Левин довольным голосом. — У тебя все хорошо. Может быть, нам стоит закончить?

Я бросаю взгляд на Виктора, надеясь, что он согласится. Я запыхалась и устала, но он качает головой, его руки скрещены на груди, а лицо суровое.

— Нет, — твердо говорит он. — Продолжайте, пока не выполните все действия, которые я поручил тебе показать ей предварительно.

— Я не уверен… — начинает говорить Левин, и голубые глаза Виктора становятся опасными. — Как пожелаешь, Медведь. — Тон Левина мгновенно меняется, и я смотрю на Виктора, снова видя человека, к которому я привыкла, того, кто внушает страх и повиновение даже такому человеку, как Левин. Мужчина, которого боятся даже самые сильные из других мужчин.

Я не знаю, как примирить этого мужчину с тем, кто нежно купал меня, кормил и настаивал, чтобы я заботилась о себе. Я не знаю, как два таких мужчины могут существовать в одном человеке.

— Хорошо, — говорит Левин, поворачиваясь ко мне, его тон намекает на скрытое нежелание. — Мы собираемся попробовать избежать захвата. Осторожно, но я хочу, чтобы ты выучила движение.

Я смотрю на его руки, меня переполняет неуверенность. Я не понимаю, как я могла бы когда-либо избежать чего-то настолько сильного, нежного или нет, а любой, кто нападет на меня, определенно не будет нежным. Но у меня точно нет выбора, поэтому я делаю глубокий вдох, киваю и смотрю ему в лицо.

— Я сделаю все, что в моих силах.

Левин смотрит на меня взглядом, который можно было бы назвать почти добрым, хотя я не могу быть уверена.

— Я собираюсь обнять тебя за шею и притянуть назад, не совсем к себе, но вплотную, и завести твою другую руку тебе за спину. Я буду осторожен с твоими травмами. Речь идет не столько о том, чтобы по-настоящему освободиться от реальной хватки, сколько о том, чтобы выучить движения.

Я киваю, не уверенная, что сказать. Я беру себя в руки, и когда он подходит ко мне, я думаю, что готова к этому. Но когда он хватает меня за плечи, разворачивает и обхватывает мою шею рукой, я чувствую холодный прилив ужаса, который заставляет меня застыть на месте, мое сердце колотится в груди так сильно, что причиняет боль. Такое чувство, что оно вот-вот вырвется у меня из ребер. Я едва замечаю, как он тянется к моей руке, убирая ее за спину осторожным движением, которое никак нельзя назвать грубым, но это только усиливает ужас.

Он слегка обнимает меня, держа мое тело подальше от своего, конечно, потому что он знает так же хорошо, как и я, что, если бы любой мужчина, кроме Виктора, прижал меня к себе, за это пришлось бы чертовски дорого заплатить. Я не могу представить, чтобы Виктор стоял в стороне и позволял какому-либо мужчине так интимно прикасаться ко мне, независимо от цели.

Я почти хочу, чтобы это было сексуально. До сих пор Левин едва касался моих рук или боков своей рукой, и этого было недостаточно, чтобы вызвать панику от того, через что я прошла с Андреем и Степаном. Но это что-то другое, что-то, что напоминает мне о том, как меня держат, связывают, душат, и я не могу дышать из-за страха, парализующего душу. Я смутно смотрю на Виктора и вижу его жесткое лицо, его застывшее выражение. Но за темным взглядом его глаз, мне кажется, я вижу что-то еще. Может быть, мне это кажется. Но мне кажется, я вижу беспокойство, озабоченность, как будто он ждет, что произойдет. Смогу ли я прийти в себя.