Запретная любовь - Халит Ушаклыгиль (2023)

— Ах, волосы! Вы подумали про волосы, чтобы не говорить что-то другое. Я знаю, что Вы, Вы всё понимаете. Да, я хочу однажды, когда они опять будут так улыбаться, выйти и крикнуть: «А вы, кто вы? Откуда вы взялись? Оставьте нас, меня и отца…»

Бюлент крикнул снизу:

— Сестра! Мы тебя ждём. Мадемуазель! Скажите сестре, пусть поторопится.

— Всё это ребячество, Нихаль! Вы, должно быть, плохо спали ночью, вот и всё! И не забудьте перчатки.

Нихаль пожала плечами, пытаясь надеть перчатки:

— Ребячество! Плохой сон!

Потом она вдруг раздумала надевать перчатки и сжала их в ладони:

— Уже целый год я плохо сплю, понимаете? И сегодня мы едем устраиваить фестиваль моего плохого сна.

***

Они выбрали четверг, как малолюдный день, и Гёксу. Там были почти все жители обоих домов. Их набралось четыре лодки. Бюлент, обманывая Бешира, пытался грести веслом, их лодка шла самой первой. Чтобы рассмешить Нихаль, мадемуазель Де Куртон с чрезмерным страхом сказала Бюленту:

— Этот юный моряк заставит нас попробовать на вкус воду Гёксу.

В какой-то момент лодка хрустнула. Бюлент выпустил весло из рук и сказал:

— Мы достигли Америки. Может появиться Христофор Колумб. Да здравствует Христофор Колумб! Да здравствует Новый Свет!

Нихат Бей сказал Аднан Бею в лодке позади:

— Видели? Вы сядете на мель, если будете грести четырьмя вёслами.

С момента входа в реку он рассказывал Аднан Бею о ряде строительных проектов, относящихся к Гёксу. В какой-то момент позади послышался голос Бехлюля. Они повернули головы. Бехлюль, Бихтер и Пейкер были на берегу.

Бехлюль сказал:

— Мы придём пешком.

Бихтер не желала идти пешком и предостерегла оставшуюся в лодке мать:

— Из лодки не выходите.

Пейкер протянула руки и старалась, чтобы её узнал крохотный Феридун, сидевший на руках у Катины и странно смотревший по сторонам:

— Моя прелесть! Иди, иди ко мне… А где мама? Дорогой, куда ушла мама?

Наконец, лодка была спасена и Нихаль сказала:

— О! Теперь мы тоже сойдём.

Бехлюль шёл между Пейкер и Бихтер и говорил Пейкер:

— Во мне просыпается непреодолимое желание побегать, когда я выбираюсь на природу. Если бы Вы согласились, мы могли бы сегодня отлично побегать!

Он ещё немного приблизился к Пейкер и добавил голосом, который объяснил, что он имел в виду что-то другое:

— Вы бы убегали, я бы Вас догонял. Думаю, что Вы умеете убегать, но у меня такое бесконечное терпение и решимость, чтобы догонять, что в конце концов…

Пейкер с улыбкой спросила:

— В конце концов?

— В конце концов я Вас поймаю.

Бихтер шла на некотором расстоянии от них, словно в одиночестве, не слыша и не вмешиваясь. На Пейкер была лёгкая белая шёлковая накидка без рукавов, которая застёгивалась на шее и спадала на плечи, очень тонкая муслиновая рубашка, достаточно прозрачная, чтобы показать розоватость кожи до половины груди, оставляла открытыми запястья, которые не могла скрыть отделка широких рукавов; когда Бехлюль говорил: «В конце концов я Вас поймаю,» — его глаза словно искали ответ под тонким белым муслином, в широких рукавах.

Он уже некоторое время преследовал Пейкер такими взглядами и словами. Казалось, Пейкер не сердилась. Для неё это было неким развлечением, естественным продолжением шуток, начавшихся на променадах с детских лет. Пока преследования Бехлюля не выходили за рамки шутки, сердиться на это было слишком хлопотно, это могло быть даже расценено как грубость, которой следовало избегать в соответствии с моральной философией класса, представителями которого они являлись. Однако, когда в действиях Бехлюля появилось слишком много смелости, а преследования прерывались небольшим издевательством, лёгкой усмешкой или странным словом, казалось, что вопрос вышел за рамки шутки.