Другой близнец - Рина Мирт

— Как смеешь ты порочить доброе имя моего отца! — он повысил голос, вновь подскакивая к нему и хватая его за грудки. Ливай в свою очередь крепко вцепился в его плечи.

— Он считал тебя лучшим другом, а ты…

Он не договорил, потому что на крыльцо выбежал не на шутку напуганный Марк и тут же взялся их разнимать. Он крепко схватил Бена за плечо, надавливая изо всей силы, побуждая его отпустить мужчину.

На крыльцо выбежала мать. И двое мужчин, как по команде, отступили друг от друга, расцепляясь.

— Господи, Ливай! — Эйлин подбежала к нему, в ужасе глядя на увечье. — Бен?!

Она перевела на него взгляд, в котором отражалась гамма эмоций: непонимание, злость и боль. Бен тяжело и часто дышал. Его трясло:

— Он оскорбил память отца! — его голос дрогнул. В этот же момент по щекам потекли горячие слезы. — Сказал, что он был не верен тебе! Как он смеет?! — он говорил всё быстрее, боясь, что голос подведет его и сорвётся на позорные рыдания. — Как он смеет ухаживать за тобой и говорить при этом такие вещи! Как смеет приходить в наш дом!

Дядя удерживал его, когда мама в свою очередь стояла рядом с Ливаем. Её лицо помрачнело, но в её взгляде Бен увидел, что произнесенные оскорбительные слова мужчины — правда.

У него случилась истерика.

***

— Зачем ты это сделал? — строго спросила мужчину Эйлин, стоя в гостиной дома и глядя в окно, скрестив руки на груди.

— Он спросил меня, — ответил ей Ливай. — Я не мог ему соврать.

— В самом деле? — в голосе женщины послышалась издевка. — Неужели нельзя было ничего придумать?

— Он уже не ребёнок, Эйлин, — перебил он её. — Тебе больше не нужно скрывать правду и придумывать ложь.

— Дело не в возрасте моих детей, — с нажимом проговорила она, разворачиваясь к нему лицом. — А в наследии их отца! Которое ты осквернил! Я хотела, чтобы мои дети помнили о нём только хорошее. Им совсем не нужно было знать о наших супружеских проблемах и недомолвках, ни тогда, ни сейчас.

Ливай молчал.

— И что ты сделал? Ты вновь появляешься и тревожишь мою семью, думая, что у тебя есть на это право. И всегда берешь себе в оправдание правду. Так вот, я скажу тебе — не всякую правду нужно рассказывать. Не всё тайны должны быть раскрыты. Я, надеюсь, ты не успел рассказать ему о том, кто это был?

— Нет.

— Слава Богу! — она театрально возвела глаза к потолку. — Еще не хватало, чтобы твоя священная правда расколола мою семью!

— Эйлин, — примирительно начал Ливай, — послушай…

Он прервался, так как на ступеньках появился Марк.

— Я дал ему валиум, — объявил он. — Он заснул.

— Спасибо, Марк.

Тот кивнул, а затем поднялся обратно наверх, вновь оставляя их одних.

— Ты переступил черту, Ливай, — она вновь посмотрела на мужчину. — Ты осквернил наследие Роберта Хадсона для его детей и оскорбил его память.

— Эйлин…

— Молчи! — она сделала резкий жест рукой. — Сейчас я говорю! Ты оскорбил память Боба и всё это под крышей его дома! Возможно, я приняла неправильное решение, простив тебя за тот случай и дав нам обоим шанс на совместную старость.

— Эйлин, — он сделал шаг в её сторону. — Прошу, выслушай меня.

— Не желаю ничего больше слышать, — она вновь оборвала его жестом. — Покинь стены моего дома и больше никогда не возвращайся.

Ливай Джонс понял, что это конец. Лицо любимой было неумолимо, и он понимал, что любое дальнейшее слово способно уничтожить мизерный шанс на возможное примирение. Он молча пересек гостиную и взявшись за ручку входной двери произнес:

— Прости меня.

Но не дождавшись ответа покинул дом.

***

9 ноября, 10:30, Атланта