Его трудное счастье - Таша Таирова

— А хоть и так! — вдруг взревел Баланчин. — Из вас никто не знает, что ваши женщины пережили, когда с малышами остались. Дима воевал, Валентин издалека наблюдал. А девчонки наши себя не помнят в первый год жизни малышей. Учёба, уроки по ночам, кормёжка по часам, никаких тебе телевизоров, книг для души, только учебники. Даже на разговоры времени не было! А вы в курсе, что девочки ваши от перенапряжения сознание теряли, Вале моей неотложку вызывать пришлось? А что им стоило с младенцами институт закончить? И не абы какой, а медицинский! И что пришлось пережить за это время от окружающих мужиков? Вон Кучеров пусть расскажет, как морду набил одному сильно учёному! А ты, Алёша, дела себе находишь неотложные, чтобы была причина и оправдание, почему ты до сих пор не с женщиной своей и ребёнком!

— Не могу я, Николай Александрович. — Алексей запрокинул голову и прошептал: — Лена обманула меня, как теперь жить, если знаешь, что не сможешь верить до конца.

— А ты задумайся над другим вопросом, Алёш, — уже более миролюбиво ответил Баланчин. — Девочка твоя сильно обожглась, когда думала, что влюбилась. А тот хорёк между тем деньги её подсчитывал да отца обхаживал. А когда понял, что его раскусили, пытался обокрасть свою жену. Сам-то, гарантию даю, трахал всё движимое и недвижимое. Мне Валюша рассказала, как он ей прохода не давал, когда они вместе ещё в госпитале работали. Поэтому она и скрыла от тебя и свою семью, и муженька, которого к тому времени в её жизни уже давно не было. Конечно, с одной стороны хорошо, что Лена твоя из такой обеспеченной семьи.

— Что же в этом хорошего? — ухмыльнулся Вегержинов.

— Не, ну точно дурак! — в сердцах бросил Николай Александрович. — Да потому что ей не придётся тебе луковые котлеты готовить, чтобы хоть как-то прокормить! А самой жрать один чай, да и тот вчерашний, потому что в магазине не может себе позволить кусок дрянной колбасы купить. И в очереди на морозе стоять с коляской не придётся, чтобы чудом десяток яиц приобрести. А потом все их делить по одному на день. И не для себя, заметь.

— Это ты сейчас, Николай Александрович, о своей жизни рассказываешь? — Алексей даже не заметил, как он перешёл на «ты» в разговоре с Валиным отцом, но сегодняшний разговор вдруг открыл ему глаза. Он никогда не думал, что этот простой с виду мужик может так мыслить, так убеждать, а главное, не скрывать своих прошлых ошибок.

— Да, — прошептал Баланчин и потёр ладонью грудь. Валентин тут же встал и протянул тестю пузырёк с таблетками. — Дима вот знает, как мы выживали ещё совсем недавно. Но у них с Людочкой семья, мама, хоть какая-то видимость зарплаты была. А моя Валюша… Почти в нищете, одна, беременная… Ещё и меня потом тянула… А ты говоришь, что хорошего в том, что Лена с сынишкой в нормальных условиях живут. Ты вот что, Алексей, послезавтра Крещение. У нас как-то не принято этот праздник отмечать, всё больше Новый год и Рождество, забыли мы о традициях, о купели и об искуплении своих грехов. Но говорят, что именно в Рождество и на Крещение чудеса происходят. Вот и почуди немного.

— Зачем же каких-то праздников ждать? — Вегержинов поднялся и посмотрел на друзей. — Прав ты, Николай Александрович. Во всём прав.

И он вышел, быстро обулся, схватил куртку и уже из дверей крикнул:

— Всё, мужики, пошёл я. Надеюсь, что не сразу пошлют меня к чертям собачьим.

Николай Александрович поднялся, проследил в окно за отъехавшей машиной и тихо заметил:

— Тебя ещё удивит, Алёшка, как ты потом будешь домой рваться. Хороший ты мужик, но дурак!

— Трудно ему придётся, — задумчиво протянул Кучеров.

— Это его, Валентин, счастье. Пусть трудное, но его.

* * *

Лена стояла в проёме двери и молча смотрела на Алёшу. Похудел, вид какой-то уставший, опять, наверное, спал всего несколько часов.

— Ты бы лучше послала меня, чем так смотреть, — тихо проговорил Вегержинов.