Его трудное счастье - Таша Таирова

— Потому что мне им пригрозили, как только мы на Кавказ прибыли, — спокойно отозвался Воеводин и сел к столу. — Вы же помните югославские горы? Вот, а я к тому же ещё афганские не забыл. А потому как только нас в Моздоке высадили, я понял, что наш опыт ведения войны в горах коту под хвост можно засунуть, где уже наша с вами история и география проживают. Понимаете, я много переосмыслил и понял, в чём была наша ошибка.

Дмитрий отодвинул тарелку и взял в руки ложки и вилки, показывая, как выглядели склоны проклятых им гор и где находился его отряд. Перед Кучеровым и Вегержиновым сидел боевой офицер, который чётко знал, как и что он должен был делать.

— Горы в Чечне с густой растительностью. Мы поднялись вверх, чтобы занять господствующие высоты, но не учли того, что это не давало нам такого же преимущества, как в Афганистане, где скудная растительность не мешала обзору склонов с вершины. Да и бойцы мои не были подготовлены к ведению боевых действий в горах. Они дислоцировались в Аксае, расположенном в степной местности, — это ж наша родная Ростовская область, — а там такие навыки получить невозможно. За время нашего нахождения в Моздоке в течение всего двух недель мы просто физически не могли подготовить личный состав к передвижению в горах. Да и погода была говно, поэтому и высадка десанта проводилась в незапланированные места, что исключило работу артиллерии, а потом и эвакуацию, к тому же сказалась усталость пацанов от многодневного перехода по горам с тяжёлым снаряжением. Я тогда ещё до высадки сказал, что операция обречена, на что мне прямо было заявлено «под трибунал захотел, подполковник?» Вот я и решил, что лучше уж трибунал мне одному, как командиру, чем позволить убить сорок восемь пацанов. Понимаете, нас никто даже слушать не хотел. Нами руководил тот, кто был убеждён, что побритый боец сражается лучше небритого! Увы, но нашим доводам противостояла безудержная жажда выбиться наверх любой ценой и любым путем, подкреплённая цепкими тренированными мозгами, невероятное самомнение и пафос, помноженные на исключительный воровской рефлекс. И это я вам прямо говорю, а когда с заокеанскими инструкторами поближе пообщался, то понял, что всё это не просто так. Мужики, запомните мои слова, эта война не последняя. Американским интересам наиболее соответствует тлеющий низкоинтенсивный конфликт где-то у нас или в Европе, угли которого они будут периодически помешивать кочергой и докладывать дровишек, верьте мне.

— Ну с этим-то всё ясно было ещё в Югославии. Но это наша страна, наша территория, в конце концов у нас приказ, — тихо ответил Вегержинов.

— Приказ может отдавать человек, который за нас с вами, за эту страну, за территории эти сраные готов жизнь отдать! Как-то нас, молодых лейтенантов, собрал командир, которого я считаю лучшим из всех, с которыми служил, и сказал, что понимаешь, какие они тяжёлые, эти офицерские звёзды, только тогда, когда снимаешь китель, вернувшись домой. Так вот, решение и приказ — это квинтэссенция всего пути, который прошёл офицер и командир. От того, какое решение ты принял и как отдал приказ, зависит победа в бою. И я готов всё это взвалить себе на эти самые звёзды, да только мое желание нахер никому не снилось! И над этим всем должен стоять человек, который думает так же! — вдруг вскипел Воеводин. — А я такого человека пока не вижу! А выполнять приказы главнокомандующего, который…

Дмитрий умолк, сжал кулаки и сглотнул. Затем одним глотком выпил остатки чая, резко встал и вернулся к окну, за которым гудел никогда не засыпающий город.