Его трудное счастье - Таша Таирова

— Это я тут, на работе большой хирург, тиран, доктор наук и полковник, — с усмешкой тогда заявил Максим Игоревич, — а дома я типичный подкаблучник, честное слово. И почему-то уверен, чем больший подкаблучник муж дома, — в хорошем смысле этого слова, — с хитрой улыбкой добавил он, — тем увереннее и красивее его женщина на работе. Согласись, приятно, когда тебя после работы ждёт тёплый дом и горячий ужин, но когда тебя ждут, хохоча и визжа от счастья, — это приятно вдвойне. И тебе мой совет — не бойся показать своей женщине, что дома она богиня и хранительница, а ты просто охотник и доставала, что в наше время становится всё труднее и труднее. Никогда не думал, что доживём до карточек на продукты. И если ты смог притащить домой мамонта, то имей силы для того, чтобы помочь его разделать, а не упасть на диван, отмахиваясь от её просьб и делая вид, что ты зверски устал. Потому что самое важное в нашей жизни — это близкие люди. Всегда ставь их на первое место. Они важнее нашей работы, хобби. Цени их, словно они — это вся твоя жизнь. Потому что так оно и есть.

С того разговора прошёл уже год, а Наташа Пиратова так и порхала по отделению, правда, в последнее время не так быстро, потому что ей стал мешать аккуратный животик, в котором уютно расположился Пиратов-младший.

— Валентин Павлович, — Наташа автоматически поправила выбившуюся из-под накрахмаленной шапочки прядь волос. — Вас несколько раз какой-то мужчина спрашивал, пока вы в операционной были.

— Спасибо, Наташенька. Если он появится опять — дайте знать.

Наташа переступила с ноги на ногу и тихо продолжила:

— Только он странный какой-то, Валентин Павлович. Он в глаза не смотрит и головой подёргивает постоянно, как наши мальчишки после травм и контузий, понимаете?

— Ничего, разберёмся. — Кучеров вошёл в ординаторскую, открыл операционный журнал и на время выпал из реальности, записывая ход прошедшей операции. Что ни говори, а руки у Пиратова из правильного места выросли, так элегантно и бескровно немногие могут оперировать. К тому же ничего не скрывает, делится всеми наработками, немалым опытом, повторяя, что иногда только руки хирурга и его знания могут спасти жизнь человека. Так, всё записано, можно немного отдохнуть и заняться чертежами.

— Валентин Павлович, — раздался тихий голос Наташи. — Там вас тот самый мужчина спрашивает.

Кучеров успокаивающе улыбнулся и быстро вышел из кабинета — негоже пугать беременную женщину. Он поднял голову и резко остановился, прикрыл глаза и помотал головой.

— Воеводин, мать твою в коньках на босу ногу! Живой, — выдохнул он и шагнул к криво усмехающемуся бывшему командиру. Валентин крепко обнял друга, похлопывая по плечу и повторяя: — Живой, Димыч! Живой, чёрт тебя возьми!

Воеводин повёл плечами, освобождаясь от объятия, и тихо спросил:

— Кучер, ты мне не разрешишь тут переночевать? Не хочу в казарму возвращаться, набрыдло всё.

— Какой «тут», Димыч? Поехали ко мне! Там тебе и диван, и чай, и кое-что покрепче, и ужин будет. Наташенька, — Кучеров обернулся к улыбающейся медсестре, — передайте, пожалуйста, Максиму Игоревичу, что я дома буду. Ко мне мой боевой товарищ приехал.

Пиратова кивнула и помахала рукой. Валентин схватил джинсы и рубаху, запихнул всё это в пакет и обнял Дмитрия, выходя из отделения. Они подошли к стоящей на стоянке «Ниве», Кучеров широким жестом открыл дверь автомобиля и гордо произнёс:

— А это мой «Чарлик». Мы с ним когда по городу едем, все иномарки нам дорогу уступают, потому как сделан мой «Чарлик» из такого металла, что мало никому не покажется! Загружайся, Димыч, я Вегеру позвоню, а то он тоже себе места не находил все эти полгода.

— Валь, у меня к тебе не совсем обычная просьба есть.

— Выкладывай!

— А можно моя Людочка ко мне приедет? Я, наверное, тут задержусь, а без жены уже не могу. Она мне ночами снится. И Мишутка маленький.