Тремор - Каролина Эванс

Глубоко вздохнув, Нина Михайловна прикрыла веки.

— «Я улетаю в Таиланд, бабушка. Сейчас это нужно мне. Постараюсь прилететь обратно к Новому Году», — вот что Таня написала мне. Больше я не видела ее. Иногда она пишет, звонит, но возвращаться не собирается. Думаю, ей тяжело находиться здесь. Смерть матери далась ей еще больнее, чем папы, — она резко замолчала.

Ее лицо, такое добродушное в начале их встречи, теперь излучало непомерную тяжесть. А может, это свет абажурной лампы добавил драматических теней и дрожащих бликов во взгляде. Все в полутемной гостиной словно обрело свою скрытую жизнь. Словно хотело что-то сказать Кириллу. Плотно сжав губы, бабушка смотрела перед собой, а потом часто заморгала.

— Ты все правильно сказал, — кивнула она.

— Главное, чтобы Таня была счастлива.

— Так она счастлива? — глухо спросил он.

Она пожала плечами.

— Сложно сказать. Но ей определенно лучше.

— А куда именно она поехала?

— На Пхукет. Это все, что я знаю. Она не любит много рассказывать о себе, лишь иногда присылает фотографии оттуда.

Ничего не говоря ему, Нина Михайловна ушла в спальню. Вернувшись, она надела очки и достала из чехла небольшой планшет.

Сердце невольно дрогнуло. На фотографиях с Пхукета Таня выглядела так же, как прежде, но была совсем другой. Пока бабушка пересказывала краткие новости из ее жизни, Кирилл пытался понять, что же именно так изменилось в ней. Да, волосы стали длиннее, на месте детских щечек появились скулы. Макияжа на лице было больше обычного, но смутило его совсем не это. Взгляд. Вечно горящие глаза смотрели в камеру со скукой и грустью, и это отдавало в его душе тупой разрывающей болью.

Отследив геолокацию фотографий, он незаметно скинул их себе. Нина Михайловна ничего не заметила. Причитая на погоду, она стала настаивать, чтобы Кирилл остался у нее на ночевку, и он согласился. Все-таки здесь все еще помнило Таню.

Перед сном, лежа на диване, Кирилл рассматривал ее фотографии. Загоревшую, пустую, иногда приторно-счастливую Таню на фоне синего моря, песка и разнообразия джунглей. Стук часов ушел куда-то на второй план. Все вытеснило собой странное необъяснимое предчувствие. Сны в эту ночь тоже были странными.

* * *

Люди уже ждали ее. Неровными рядами они замерли у сцены, готовясь оживиться к ее приходу. Лишь перешептывания и вспышки камер осмеливались нарушить тишину, все больше давящую своим напряжением. Чтобы как-то занять себя, операторы продолжали настраивать свет, а публика беспокойно озиралась в стороны. Ждала, что вот-вот из-за какой-нибудь двери появится художница и займет наконец в край прожженное взглядами кресло. Мужчина в холеном смокинге ждал того же. Микрофон в его руке все больше блестел от пота, в то время как улыбка, наоборот, становилась все шире и беспечнее. Так продолжалось двадцать минут. Никто не сдвинулся с места. А потом привычную тишину прорвали шаги — девушка в берцах и легком платье зашла, как мотылек, знаменующий собой начало весны после долгой спячки.

Люди зааплодировали. Пока она одаривала их улыбкой, ведущий вручил ей микрофон, показав на соседнее кресло. Публика простила ей задержку тут же. С первых же вопросов.

— Таня, как тебе у нас в Мадриде? — спросил он.

Повернувшись к зрителям, Таня с восхищением рассказала о своей вчерашней прогулке, о том, что теперь она фанат фиалковых конфет и хотела бы остаться в их городе подольше, потому что его атмосфера близка ей. Они с журналистом обсудили ее жизнь, взгляды на искусство и то, как они отразились на некоторых работах, что уже были представлены в этом зале. Когда настало время вопросов, десятки рук тут же взметнулись в воздух. Ведущий показал на парня, и девушка с бейджиком протянула ему микрофон.

— Скажите, с каким настроением вы писали «Амазонку»? Какую концепцию заложили в нее? — спросил он, показав на картину, что висела справа от него.