Не твой наследник - Эмилия Грант

— О чем вы говорите?! — возмущается Андрей. — Психическое расстройство и привело к разводу! Мой клиент долгие годы стоически терпел истерики и постоянные перепады настроения. Не каждый проявит подобное терпение и заботу! И еще надо доказать, что в момент заключения брачного контракта истица находилась в здравом уме и трезвой памяти.

— Вы бы сначала попробовали доказать обратное!

— А у нас и нет такой необходимости. Между прочим, Верховным судом аннулирован не один подобный контракт, и вовсе не из-за психических заболеваний сторон. А потому, что пункт о наказании супруга за измену путем лишения имущества, ставит его в крайне неблагоприятное положение.

— Значит, измену вы все-таки готовы признать? — победоносно ухмыляется стареющий правозащитник.

— Разумеется, нет! Но само наличие подобного пункта делает весь ваш иск несостоятельным. Более того, моему клиенту стало доподлинно известно, что ваша свидетельница, его бывшая работница, действовала в корыстных целях. Елена предлагала ей высокооплачиваемую должность в обмен на показания, что вполне может расцениваться, как подкуп свидетеля.

— И кто-то готов это доказать?

— Вне всяких сомнений. Как и тот факт, что сеть отелей принадлежала моему клиенту еще до брака, и закрытие ООО и открытие нового юридического лица носило лишь формальный характер.

— Или была способом скрыть грязную бухгалтерию и уйти от долгов по налогообложению, — саркастично добавляет лысый.

— Это пустые домыслы! — Андрей разводит руками, мол, выкуси, ископаемое. — Тем не менее, несмотря на то, что ваша клиентка вообще не имеет оснований требовать доли в гостиничном бизнесе господина Озолса, он щедро готов предложить «Сонату», один из отелей сети, а также дом с земельным участком пятнадцать соток. Я бы на вашем месте…

— Не балаболь! — неожиданно рявкает Борис Петрович, который во время всей адвокатской перепалки не сводил с меня хмурого взгляда.

Андрей растерянно замолкает и косится на меня в ожидании дальнейших указаний. Я пожимаю плечами: если тесть хочет высказаться, пусть говорит.

— Вот скажи, за что ты так ненавидишь мою дочь? — в лоб спрашивает мужчина. В его голосе сквозит неприкрытая боль, и его трудно за это судить. — Все эти юристы, иски, суды… Вы что, после всех этих лет совсем чужие? В тебе вообще нет ничего человеческого? Она больна. Твоя, блять, жена. Пока еще. А ты вместо того, чтобы ее навестить, сидишь тут в сраной адвокатской конторке и изображаешь из себя бизнесмена?

— Я бы попросил воздержаться от оскорблений в адрес моего… — начинает Андрей, но я поднимаю руку, призывая его замолчать.

— Вы правы, — тихо отвечаю я, глядя тестю в глаза. — Думаете, мне нужны эти суды? Это была инициатива вашей дочери. Но именно я позволил всему зайти так далеко. И по моей вине она сейчас перенесла приступ.

— Все сейчас это слышали? — довольно подмечает старый юрист. — Думаю, судье…

— Заткнись уже! — одергивает его Борис Петрович. — Всем срать, что ты думаешь. Ну, Марк? Давай, объясни, наконец. Потому что я не понимаю, за что ты так поступил с Леной. Смотрю, как ее накачивают эти чертовы коновалы, — и не понимаю. За что это моей девочке?! Как можно довести до такого человека, которого ты когда-то любил?!

— В этом и проблема. Я не любил ее. Изначально.

Я жду, что сейчас Борис Петрович начнет орать, брызгать слюной или даже кинется на меня с кулаками. Но он молчит, беззвучно шевелит губами, будто что-то жует. Потом требовательно произносит:

— Повтори.

— Я. Ее. Не любил. Это был брак по расчету. Лена тоже ничего ко мне не испытывала, мы заключили сделку. Она хотела переехать в Москву, подальше от вашего завода и контроля, уж извините. Мне нужны были ваши инвестиции, и вы об этом знаете. Брак был гарантом.

— Ради денег, значит, — глаза тестя угрожающе сужаются.