Княжна - Кристина Дубравина

— Ужасно. Сколько мирных людей пострадало!..

У Анны на мгновение мир стал чёрно-белым, теряя краски, а потом вернулся в норму, но после обесцвеченной картины чуть ли не взорвался обилием яркости.

Она, не поднимая головы, взглянула вбок, на Амори. Напомнила себе, что у Делажа точно уж сердце не обливалось кровью за балтийский город, что он, если и следил за ситуацией, то только с целью наживиться как-нибудь.

Например, «толкнуть» по теневым путям какой-нибудь группе мародёров свои термитные смеси и получить за них миллионы обесценивающихся рублей, какие едва можно было перевести в сотню евро.

Анна глотнула вина, когда Амори вдруг стёр с уголка губ каплю алкоголя и приподнялся с места, делая к Князевой шаг:

— Раз дело не в детстве, не в школе и не университете, то, может, всему виной ваши друзья?

— Вы не знаете в глаза ни одного моего друга, — отчеканила Князева и снова обернулась на зал. Да, сука, где все?! — Что позволяет вам говорить так о незнакомых людях?

— Значит, Белов вам не друг? — всё допытывался француз, с каждым вопросом своим всё наклоняя голову к девушке. — Его… коллеги тоже вам никто?

— Никто, — соврала отчаянно Анна и не поняла вдруг, отчего вдруг Делаж так за Сашу, его окружение зацепился. Мысли в голове носились всполохами электричества, а когда сталкивались, выбрасывали в стороны снопы искр, вынуждая дендриты плавиться.

Голова была готова задымиться, когда Амори вдруг усмехнулся, расставил руки на барной стойке по обоим сторонам от Князевой и спросил:

— И в сердце вашем пусто?

«Ах ты с…»

Девушка почти раскрыла рот, чтобы ответить, но в последний миг осеклась, не зная, что лучше французу сказать. Соврать, что под боком никакого мужчину не держит, или позволить себе правду?

Она снова кинула взгляд на дверь зала.

Амори воспринял прерывание зрительного контакта за попытку кокетства и, усмехаясь самому себе, взял вдруг девушку за подбородок, вернул зеленоглазый взор на себя.

Князева одновременно вспыхнула кожей и похолодела изнутри. Это касание — абсолютно вульгарное — расставило всё по своим местам. Анна сжала руки, какие оказались почти неподвижны, на складках платья и едва не проскрежетала:

— Вы забываетесь, мсье Делаж.

Желание дать по лицу французу переходило в потребность, только девушка держалась до последнего. Напоминала себе, что она своей выходкой может разрушить шаткий мир, какого Белый на переговорах достиг.

Но и позволять Амори трогать себя за лицо не могла.

— Мадмуазель Князева, — опять протянул, словно будучи котом, Амори, заглядывая в глазки ненакрашенные. — Я лишь пытаюсь понять, почему вы так себя недооцениваете.

— Я себя достойно оцениваю, — кинула она жестким голосом, уже не пытаясь держать на лице дежурную улыбку. Даже не моргала, словно старалась взором превратить Делажа в каменное изваяние, уподобляясь Медузе Горгоне.

Только вот Амори не слышал — ни то глухой, ни то идиот:

— Я склонен думать, что одиночество сделало вас такой.

— Я не одинока.

В глазах у Делажа загорелась новая вспышка, Анне напоминающая свет лампы над хирургическим столом. Когда она поняла, что сама ответ на вопрос свой дала, стало слишком поздно.

Кончик языка отдал неприятной вязкостью, осушающей рот и нёбо.

— Рад слышать, что вам есть, с кем засыпать и просыпаться.

От возмущения под рёбрами всё загорелось, обугливаясь. Словно промеж ребёр пихнули тряпку, смоченную в керосине, и свисающий кончик, пропитанный бензином, подпалили.

— Позволю себе предположить, что человек рядом с вами и привёл к тому, что вы сейчас имеете.

— Вы слишком много на себя берёте, мсье Делаж, — отчеканила девушка, точь-в-точь повторяя слова Космоса.

На миг ей стало смешно с догадок француза, какие можно было сравнить с тычком пальца в небо, но быстро злое веселье изогнуло губы в недобром оскале: