Княжна - Кристина Дубравина

И, раз закрывались дороги, не ведущие толком в центр, где самые события разворачивались, то ближайшие к Арбату переулки и улицы как час уж точно были перекрыты.

— Не смей винить себя за это, Тома, — приказала Аня. — Ты же ни при чем. Это всё обстоятельства. Так сложилось…

— Всё равно нехорошо получается, — проскулила Тамара, и девушка, веки опуская в тяжести, снова её поняла. Слишком хорошо поняла.

Всё-таки, именно Филатова много времени проводила с Беловой, пока она носила под сердцем ребенка — вместе с Олей она ходила по врачам, в поддержке зажимая руку Сашиной супруги, но не смогла присутствовать в самый важный момент.

Момент, наступивший слишком рано.

Конечно, обидно. И ей, и, вероятно, Ольге.

— Она поймёт, — с уверенностью сказала Князева, тоном своим собираясь ту же веру вселить и в Тамару. Аня чуть помолчала; саму себя она почти убедила. Уже хорошо.

— Всё-таки, она не глупая, Том. Она знала прекрасно, что танки к Дому не просто так поехали. Ещё с августа муть эта началась…

— Ты держи меня, пожалуйста, в курсе! — перебила Тома подскочившим голосом. Князева вздрогнула от шуршания, появившегося в подскочивших децибелах женского голоса, но быстро поджала губы в желании ругнуться на саму себя.

Дьявол, понять надо было, что Филатовой тяжело такие объяснительные «успокоения» слушать. Ещё и в одиночестве!..

Валеры-то дома нет.

— Буду, — кивнула Анна в попытке отогнать мысли о состоянии и местоположении других бригадиров. — Всё, что узнаю, в первую очередь, тебе донесу.

— Спасибо, Анечка, — отозвалась подруга и, кажется, всхлипнула.

У Князевой от этого сырого вздоха неприятно заскребло внутри. Словно злые мысли все материализовались, тело обрели, будто из воздуха, и мелко-мелко новыми коготками проводили по нутру, остроту натачивая.

Девушка потупила взор на носки замшевых ботильонов. Поняла, что успокоить Тому никак не могла; обычного «успокойся» Филатовой всегда было мало, а большего Анна сказать бы не смогла.

Она помялась, а потом, чувствуя себя хулиганом, попавшимся на глаза милиции, сбросила, так и не попрощавшись.

Дурные мысли и слова, которые никак не хотели из головы пропадать, сменили когти на древние ритуальные кинжалы с резными рукоятками. Первый нож вонзился Анне куда-то в низ лёгких.

Князева откинулась на спинку дивана, на котором, вероятно, должна была провести ближайшие часа три-пять — и то, как минимум. Трубка в кулаке ощущалась коробкой динамита, способной оторвать к чертям собачим все фаланги. В любой момент.

Гадство.

Девушка повернула голову, смотря в другой конец коридора.

Все двери были закрыты, словно за ними и не было ничего — лишь замурованные ранее комнаты. Никакая девушка не выходила из своей палаты попить, подышать свежим воздухом или позвонить. Никакая медсестра не несла младенца на кормление матери. Никакая роженица не кричала, в болях принося в этот мир новую жизнь.

«Чтоб у Ольги всё было хорошо…» — мысленно обратилась куда-то во Вселенную Князева и сжала руки в кулаки. А потом глаза прикрыла, говоря уже не в пустоту, а конкретного к человеку одному, её бы не услышавшему.

«Мама. Помоги ей. Чтобы всё лёгко прошло. Не мучай, если тяжело ей будет, не тяни, сделай кесарево…»

Аня ещё немного губами пошевелила в просьбах, которые навряд ли кто-нибудь услышал бы, а потом снова подняла корпус, поудобнее устраиваясь в низком кожаном, на удивление мягком диване. Тишина была почти звенящей. Только диктор по радио, которое медсестра за регистратурой слушала, говорил, что в центральные больницы города поступили первые жертвы гражданского населения.

Что есть первые смерти.

Работница родильного дома ахнула и, кажется, затряслась в слезах над каким-то заполняемым журналом. У Анны похолодело сердце в дурной мысли, которую она побоялась озвучивать даже.