Княжна - Кристина Дубравина

— Что слышала, — ответил ей Призовин со странной смесью холода и жара одновременно. Он будто лицо старался держать, чтобы из рук Лариной сигарету не вырвать, за лицо её красивое, какое, будучи пьяным, целовал несколько раз, не схватиться, и проговорил, не оборачиваясь на резкий скрип шин остановившегося чёрного «гелика»:

— Ты чего хотела? Чтобы у нас не режиссёр был, а тряпка половая, о которую ноги могли вытирать? Правильно она сделала всё, что сразу всем — и в первую очередь тебе — показала, как с ней обращаться надо.

— А чего это «мне в первую очередь»? — проскрежетала зубами Диана и прямо перед каменным лицом Миши затянулась. Так близко была, что могла сигарету о щёку Призовина потушить; и грим бы на постановку не пришлось бы ему делать.

— Да привыкла ты, что Сухорукова дышала к тебе не ровно за все твои подарочки, что проталкивала на главные роли. А теперь бесишься. Потому что знаешь, что Князева ни на ювелирию не поведётся, ни на конвертики с бабками. Всё! — он хлопнул в ладоши перед её лицом, подобно фокуснику, который ловкостью рук спрятал куда-то в пустоту колоду игральных карт. — Кончилась лафа твоя, Ларина!..

— Нихрена подобного, — прошипела ему в лицо чёрноглазая. — Она у меня ещё попляшет.

— Лучше бы ты за собой следила, — парировал Призовин. — Раз ты у нас «лучшая актриса», то докажи это — не мне, не самой себе, а новому нашему режиссёру, — а потом усмехнулся так, словно был праведником, видящим насквозь людские пороки:

— Кто знает, вдруг приглянёшься ей не мамкиными подачками, а игрой? Того гляди, и бабки не придётся больше тратить на подношения.

Ларина взорваться могла. И взорвалась бы, вероятно, если бы не затянулась, глуша злобу на Мишу, что уже оказалась сильнее злобы на Князеву.

Она никому не позволяла тыкать себе в лицо состоятельностью матери, которая, желая дочери прекрасной актёрской карьеры, на многое могла пойти. Никому не позволяла!.. Особенно её несостоявшемуся любовнику, с которым сдуру переспала после фантастической апрельской премьеры «Рассвета», и теперь отвязаться никак не могла от Призовина.

Ларина кинула ему ядовитое от никотина и отвратительных воспоминаний:

— Да скорее Земля схлопнется, чем я этой суке хоть слово доброе скажу.

— Докуривай, — кинул ей Призовин. Диана выразительно ему прямо в лицо выдохнула, заметив вдруг, что он колкость её мимо ушей почти пропустил, когда Миша внимательно посмотрел куда-то в горизонт. — И пошли. Тебе ещё переодеться надо.

— Отвали, Призовин.

Она услышала, как сбоку Миша тяжело выдохнул, но не позволила себе усмехнуться. Хотя и хотелось; места стало мало в рёбрах от осознания, что на самую её неказистую реплику актёр ответа не нашёл. Диана стряхнула пепел на ступени, попав прямо в лужу, оставшуюся от вчерашнего дождя, и почти до фильтра докурила.

Призовин никуда не уходил. Перед ними выросли фигуры, на каких ни Ларина, ни Миша внимания не обращали, слишком увлечённые своей перепалкой.

— Уважаемые!..

Диана вздрогнула, не пытаясь списать внезапно выступившие на коже мурашки на холод, какой ощутила только сейчас. Она вскинула голову — очередная затяжка сильно-сильно ментолом загорчила кончик языка — и посмотрела в лицо говорящему; им оказался долговязый мужик с неухоженной торчащей бородой.

Если бы не смуглая кожа, характерная «чуркам», и растительность на лице, Ларина бы сравнила дядьку с Дуремаром из «Буратино».

Выходец с Ближней Азии стоял за спиной низкого, толстого, лысого русского авторитета, которого Миша видел иногда возле кабинета Вагнера. Незнакомец посмотрел на актрису приторным взглядом: почти вежливый, почти угодный, но Диана разглядела за этой напускной доброжелательностью нехороший, почти больной блеск.

Так блестела пролитая кровь.

Ларина снова вздрогнула. В этот раз — от прикосновения Миши, который её за свободное запястье за себя дёрнул, пряча Диану с сигаретой за спиной.