Испытание временем - Валентина Арнаут

— Смысле? — нахмурилась я. Просьба оказалась неожиданной и неподготовленная я просто раскрыла рот. — Нарисовать? Карандашом?

— Да, как раньше.

— Как раньше… — выдохнула я. А после смутилась. Не думала, что состояние планктона позволит эмоциям взять вверх.

Когда-то давно я не могла провести день без одного наброска, который копировал бы черты лица одного хулигана.

— Я не рисую больше, — было ему ответом, хотя что либо произнести было трудно. Рубашка упала на пол, открывая обзор на широкую крепкую с темными волосками грудь. Она блестела в свете ночной луны маленькими бисеринками пота.

Идеальная красота смешалась с чудовищной реальностью. Потому что темные кровоподтеки и открытые царапины больно задевали сердце. Было невозможно смотреть, но и перенести взгляд тоже не удавалось.

— Врешь, — чёрные угольки вместо глаз буквально впились в меня.

— Я правда не рисую вот уже больше пяти лет.

— Почему?

Я пожала плечами, опустив взгляд. Да как то я выгорела. Каждый раз беря в руку карандаш по коже бегали холодные мурашки. Даже в институте я писала только ручкой. Хотя ощущения неправильности ситуации на пальцах не отпускали еще долго.

— Смирилась, — ответила в конце концов.

— Но ты не забыла каково это.

Я отказывала и отказывала. И чего ему приспичило сейчас побыть натурщиком? Лучше бы поискал чистый полотенчик с водой и стерильную повязку. Больно же смотреть на эти гематомы, оставленные добрыми следователями в ходе расследования. Небось, ещё пожалели что Максим так быстро отделался.

Уговоры велись несколько долгих минут, после чего я все таки уступила и взяла услужливо протянутый кусок карандаша.

Я это сделаю.

Максим ошибался. Я забыла то ощущение лёгкости и счастья, когда белый пергамент наполняется линиями, штрихами и мелкими деталями, которые в итоге собираются в единый образ. Забыла какое радость творческого процесса.

Я хочу.

Рука застыла в воздухе. Секунда, две… пять, десять. Настенные часы гулко отсчитывали секунды в абсолютной тишине. Казалось, даже на улице ветер стих, чтобы ненароком не испугать то маленькое желание, что теплится в груди. Пальцы онемели и опустились обратно, не притронувшись к белой бумаге ни на миг.

Не могу.

— Не могу, — повторила я вслух.

— Аня, — голос оказался совсем вблизи, а после кровать прогнулся под весом севшего мужчины. — Аня, дай мне немного той жизни, немного того спокойствия, который я имел тогда. И потерял сейчас. Знаешь как часто я поднимался в твою комнату в надежде увидеть новый рисунок? Я задыхался без них.

— Я больше не та Аня. У меня нет той фантазии. Я забыла каково оно — создавать что либо из ничего.

— Я же здесь. Посмотри заново, прочерти пальцами мое лицо и ты запомнишь.

Мужская ладонь сжала мою, но не пошевелила.

— Я и не забывала, — прошептала едва, но мои слова были услышаны.

Рука Максима едва дрогнула и на секунду замерла.

Его близкое дыхание сбивало с мысли и выуживало правду из темных недр души. Оттуда, куда я не заглядывала почти вечность.

— Максим, я тебя не забыла, поэтому не могу рисовать. Не могу. Каждый штрих повторяет тебя. Каждая точка стремиться быть тобой. Не может получится рисунок, чем то не похожий на тебя. Не заставляй меня, прошу. Просто уходи.

— Ты не понимаешь, — последнее, что проговорил Максим, прежде чем приблизился вплотную и взял мои губы в свои.

— Макс…

Шептала я горячо между моментами, когда Максим брал паузу, чтобы вдохнуть. Он напирал все сильнее, беря в обхват мою шею, голову, зарываясь холодными пальцами в волосы. И одновременно боялась касаться, чтобы ненароком не сделать мне больно. Его внутренняя борьба ощущалась кожей.

Мои губы были в полном подчинении. Их мяли, кусали и всасывали в рот с неприкрытым желанием. Всасывали то верхнюю, то нижнюю, периодически отвлекаясь на язык. А после нежно лизали, прося прощения за намеренную грубость.