Танцующие на каблуках - Юлия Ивлиева (2022)

По крайней мере, не вокзал. Теперь женщине требовалось очень много сил, которые полностью уходили на проезд: из дома, который организм не принимал как свой, до работы, на которой трясло и тошнило. Вечером обратно. Утром снова на работу. Она бесконечно ехала по обочине жизни в старом дряхлом автобусе, потом в троллейбусе, затем в вонючей полусломанной маршрутке. В психушке под успокоительным ей казалось, что она уже в гробу. Только закопали раньше, чем она окончательно умерла, и теперь она ждет, когда умрет. Она видела какие-то чужие лица, они склонялись над ней. Что-то говорили. Иногда чувствовала иголку, царапавшую по вене, тогда накрывала тьма бесчувственности с привкусом лекарства.

Повилика знала это чувство могилы. Она до сих пор ощущала его кожей. Запах сырой земли и страха. После такого, если рождаются заново, то совсем другим человеком.

Карина родилась. Нашла другую работу, поменяла квартиру и пошла на танцы, чтобы просто чем-то занять себя вечерами. Оказалось, есть целый мир. Он яркий, шебутной и вкусный. Есть другие женщины. И удивительно, после пережитого предательства, но мужчины! Они смеются, танцуют, ходят в рестораны и ездят к морю. Они ненавидят начальство и коллег, воюют со свекровями и воспитывают детей. Шьют костюмы для танцев и покупают правильную обувь.

И этот мир теперь был у нее. И в нем помещалось огромное количество людей, а не только ее бывший и дочь. В мире были фламенко, танец живота, боди-балет и, наконец, полдэнс.

Однажды коснувшись пилона, от ладони до пятки пробежала лавандовая молния. Эта тонкая изящная ниточка привязала Карину к шесту навсегда.

– Я оттанцевала, – легко пожимала она плечами. – Все оттанцевала: обиды, злость, неосуществленные надежды, страхи, упущенные возможности. Каждый раз, как я касалась прохладного хрома, я словно ластиком подтирала ненужные мысли и чувства. Стерла все. Каждое движение тела высвобождало душу. Оно начинало по-другому дышать, по-другому чувствовать.

Повилика замерла в раздевалке с джинсами в руках, слушая Карину.

– Конечно, я все помню, – мягко улыбнулась молодая женщина за сорок. Ее гладкое, спокойное, светящееся лицо никак не вязалось с возрастом. А сильная, стройная фигурка скорее принадлежала молоденькой девушке. – Память нельзя стереть. Но обиды, убивающие душу чувства, травящие меня мысли вытерлись, словно старая траченая молью шаль.

Тогда Повилика поняла, что произошло с ней самой. И хоть истина слетела с губ вовсе не избранной и не особенной, но как нельзя лучше выражала суть. Нельзя сохранить себя призраком мести. Нельзя хранить в себе обиды, злость, ярость и даже банальное плохое настроение, если ты танцуешь. Танцы – это совершенно особенная субстанция, которая вытеснит из твоего сердца все ненужное.

– А, по мнению танца, не нужно все, кроме него, – хихикнула Повилика, наконец стряхнув с себя тяжесть забытья.

Она заглушила машину, слегка царапнув длинными ногтями пластиковую панель. Щетки, наконец, перестали метаться. Девушка открыла дверь и шагнула под дождь. С гостевой парковки до крыши подъезда пять шагов, не более. Но когда Лекс распахнул дверь квартиры, на дверной коврик с Повилики натекла лужа.

Перед глазами метнулся образ мокрого прохладного тела, которое он высвобождает из одежек, согревает дыханием, старается, как можно больше желанного тела захватить руками и губами. Образ, выстрелил в него, словно из пистолета.