Танцующие на каблуках - Юлия Ивлиева (2022)

Однажды по молодости они перебрали все втроем: Дикий, Егерь и он. Пара каких-то девчонок. Старая девятка отца Дикого с раздолбанными стойками и драными сиденьями. Лекс за рулем, пьяный почти до бесчувствия. Петляя между деревьев, не различая колеи, он вывозил всех с купания у озера. Сам Дикий блевал, свесившись в открытую дверь, в пяти сантиметрах от заднего колеса и мелькающих мимо пеньков и деревьев. Лекс вывез. Вывез удачно, если не считать пары царапин от кустов на боках машины, Дикого оставшегося при своей голове и степени опьянения, при которой он не различал скоростей и сильно преувеличивал количество предметов перед капотом. Но протрезвев и осознав, что друг мог запросто оставить свою голову на любом пеньке, дереве или кочке его трясло от прошлого страха. Трясло как никогда в жизни. Тогда он твердо решил, что удача, предназначенная на езду по пьяни, была израсходована за всю жизнь. Алкоголь и руль он больше не совмещает.

– Не пьешь за рулем? – понимающе улыбнулся Егерь. – Все по-прежнему. И мне надо было свой случай, что бы израсходовать удачу на алкоголь за рулем.

Лекс знал и про этот случай. Пьяный Егерь за рулем вылетел с моста, пробив брешь в перилах. Сам не получил и царапины, жена Верка тоже отделалась испугом и сотрясением мозга, которого, по словам мужа у нее не было. Так что это как-то не отложилось на совести Егеря. Он потом долго шутил, что сотрясение бы было, если бы был мозг, а так пустой коробкой потрясли. А вот их дочери Кате досталось по полной. Переломы двух ребер и конечностей в нескольких местах. В общей сложности семь штук. Девочку собрали по частям. Собрали на винтах. Только аппаратов Елизарова (был в то время такой агрегат из камеры пыток) у восьмилетней девчонки стояло три штуки. Она полгода жила с адской болью и красными от слез глазами. У нее не было угрозы жизни, но ее маленькое хрупкое тело терзала постоянная боль. Егерь поседел. Не пил. Не разрешал себе глушить боль алкоголем, в то время, когда Катя скукоживалась в своем персональном аду. Верка сыпала проклятья, вспомнила такие грехи и проступки мужа, которых даже не было. Винила только его, хотя к друзьям они ехали с договором, что за рулем будет она. Но женщина забылась, намешала шампанского с водкой. Впрочем, Егерь тоже винил только себя.

– У Кати все хорошо? – Лекс как-то по-другому собирался расспрашивать о жизни. Но из-за случившегося все скомкалось. И получалось невпопад. К тому же Егерь все еще теребил фотографии, которые достал из кармана.

– Да, она у меня умница и красавица. Ну, носом буратиньим в мать пошла, а в остальном картинка, – взгляд друга лучился любовью, когда он начал рассказывать про дочь.

– Да брось ты! Верка симпатичная баба, – Лекс снисходительно улыбнулся. Он помнил их свадьбу. Влюбленного, как кота, Егора и худенькую глазастую Верку.

– Ну да, в том-то и дело, что баба, – Егерь закатил глаза. – Молодящаяся бабенка с поехавшей крышей. После тридцатника переклинило, что девочка. Рядится, как сексуально озабоченный подросток, делает вид, что дочери и племянникам подружка. Тьфу, не хочу про нее. А Катька приедет на следующей неделе. Ты офигеешь, какая она стала. Переводчица. На английском французском и, кажется, испанском шпарит, как на своих родных. Впрочем, они ей роднее русского. Пол лета с друзьями по Европе колесят. Вот соизволит навестить старого отца. Она у меня самостоятельная очень.

Лекс порадовался за друга. Говоря про дочь, тот расцветал.

Егерь глотнул виски из поставленного перед ним стакана и, ухмыльнувшись, принялся раскладывать перед Лексом фотографии.

– Это Юрий Леонидович Симонов, убит в собственной квартире.