Непогода - Диана Ставрогина

– Мудрое решение. Будет… – произносит он одобрительно, но не прерывается на полуслове: мы вдруг круто разворачиваемся, успешно избегая столкновения с другой парой.

Со всех сторон тут же раздаются громкий хохот и улюлюканья:

– Все, Скворцовым пить запрещаем. Их уже ноги не держат.

– Эй, Веру мне не укокошьте, – тут же кричит Наташа, уже переместившая к столам. – У нас статья не дописана!

Глубоко и шумно вздохнув от внезапного испуга, в качестве реакции на повсеместное веселье я лишь молча приподнимаю уголки губ. Нахождение под единовременным взором десятка глаз доставляет дискомфорт, я борюсь с затопившей меня неловкостью.

Наверное, за последний, проведенный в одиночестве или работе год, мои навыки легкого общения в большой компании значительно ослабли.

– Может, со Скворцовых и начнем? – возвращается Петя к прерванной беседе, прежде удостоверившись, что я осталась цела и невредима. – Из-за них мы едва в стену не влетели.

После этого гигантского преувеличения не случившегося происшествия сохранить невозмутимый, неподдельно задумчивый вид мне удается с трудом.

– Ваня тоже бедный философ. Что с него взять? – вздыхаю я опечалено.

Мне нравится, что наша с Петей болтовня почти не касается настоящего, что она чудо как проста и почти глупа. В ней лучшим из возможных образом сочетаются доверительные непринужденность и теплота, основа которых – долгая дружба.

Прекрасно хотя бы иногда говорить о сплошной чепухе, не высказывая вслух подробности болезненного настоящего и тем не менее чувствуя прилив сил и душевный комфорт, как после долгого утешительного разговора. Именно подобной близости зачастую мне ужасно не хватает.

Настает очередной этап тостов, и все возвращаются на свои места. После случайно поднятой кем-то темы, напрямую касающейся необходимости избавиться от устаревшего разделения философии на аналитическую и континентальную, между частью присутствующих завязывается спор: не совсем актуальный, но жаркий, благодаря выпитому вину.

Похоже, веселюсь я про себя, подсознательно всех философов неудержимо тянет вернуться к античной эпохе. В памяти сотрудников ресторана наша компания точно останется этаким вольным воплощением «Диалогов» Платона.

Участие в текущей дискуссии не кажется особенно важным, и выдавшуюся в общении паузу мне удается потратить на необходимую передышку. Захватив сумочку, я решаю наведаться в туалетную комнату.

Лицо, разгоряченное танцами и постоянным весельем, уже давно пылает, и проверить, не размазан ли макияж, определенно стоит. Как и перевести дух в более тихом уголке ресторана.

Вымыв руки прохладной водой, я аккуратно промакиваю чуть блестящее лицо бумажным полотенцем, тщательно осматриваю себя в зеркале на предмет любых несовершенств и подкрашиваю губы.

Отражение меня радует. На лице сквозь легкий слой тонального крем заметен здоровый румянец, глаза довольно сияют.

Впервые за долгое время я не напоминаю самой себе тщедушное, бледное существо, и внешние изменения кажутся добрым знаком. К тому же, мне не холодно, будто давно забравшееся под кожу изморозь растаяла, испарилась в шумной суете сегодняшнего вечера.

Впрочем, едва я задумываюсь о неизбежном возвращении в темную квартиру и затем нащупываю в одном из карманов сумки телефон, как дают о себе знать мигом возникнувшие в области сердца колючие льдинки.

На разблокированном экране я вижу уведомление о двадцать трех пропущенных от Антона вызовах.

Последний звонок был полчаса назад. Теперь телефон в моих руках безмолвствует, словно выдохнулся без умолку трезвонить в пустоту. Трусливо рассчитывая узнать намерения Антона в письменном виде, я быстро просматриваю ленту уведомлений на экране, однако сообщений нет.