Солнце мое - Владимир Войлошников, Ольга Войлошникова

Бабушкина комната была совсем крошечная (натурально, два на три метра). Всё, что влезло — кровать, комод, да ещё один телевизор. Зато — особенно густой кружевной тюль и герани в горшках на окне — все цветущие разными цветами. Ковры, конечно, и на полу, и над кроватью.

Здесь, правда, ещё имелась та ДСПшная шкафостена, про которую я говорила. Половина открывалась на эту сторону, половина — во вторую спальню. Такая очень кондовая попытка изобразить встроенный плательный шкаф. Вроде как трёхтумбовый. Я этот шкаф не любила до ужаса. А всё моя врождённая ловкость! Как ни полезу — обязательно занозу посажу, да ещё так удачно, под ноготь, бр-р-р… Именно поэтому, наверное, встроенный шкаф во второй комнате был на две трети заполнен — вы не поверите — моими детскими игрушками. По советским меркам я была очень «богатым» ребёнком, а всё матушка, которая мимо игрушек пройти не могла. С каждой зарплаты что-нибудь да покупала мне. Мало их у неё в детстве было, должно быть, игрушек-то. Всё же, когда семья с восемью детьми остаётся без отца, это не особо располагает к роскошествам, а бабушка стала вдовой, как раз будучи моей матушкой беременной, эх…

Вторая спальня, она же последняя из имеющихся комнат, была чуть побольше, три на три. Тут тоже была кровать-полуторка, тот же набор ковров, письменный стол, заваленный моим учебным барахлом, магнитофон со стопкой кассет, тюли, шторы… Кроме встроенного, в этой комнате стоял двухтумбовый шифоньер, уже нормальный, фабричный, которым я могла пользоваться без угрозы потери конечностей.

И надо всем господствовал некоторый неизменно меня сопровождающий хаос, мда.

04. ВЗАИМОВЫРУЧКА — ВЕЛИКАЯ ВЕЩЬ!

А ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, СВИДАНИЕ

Я с некоторым унынием перебрала раскиданные по кровати вещи. Не сказать, чтоб совсем нечего надеть было.

Вот, очень даже — шифоновое бордовое в белых мелких цветочных букетиках. Прозрачное и юбка летящая, как я люблю. Вырез глубокий фигурный — сама, между прочим, шила.

Ещё одно платье было тоже а-ля Диор: верх в облипку, декольтированный, юбка колокольчиком. Голубое с веерами серых капелек. Тоже красивое, но…

Но оба они были… не очень яркими для первого свидания, что ли? Не говоря уже о чёрном цвете, который в моём гардеробе преобладал.

А мне хотелось, чтоб прям ураган! Ярко и сногсшибательно.

И тут вдруг я представила себе дальнейшее развитие событий. Вот, допустим, встречаюсь я с этим парнем, всё здорово — а зимой? В чём я зимой на свидание ходить буду? В моей жуткой куртке???

Чтоб вы понимали, в том ужасном опилочном шкафу, со стороны бабушки, хранились летом вещи, которые понадобятся зимой и весной-осенью. И среди них совершенно чудовищная куртко-шуба.

Сейчас объясню.

Когда в девяносто втором всё стало совсем плохо (и с невыплачиваемыми зарплатами, и с возможностью что-либо купить, в принципе), и накрылось уже не тазом, а крышкой гробовой, мама в отчаянии сшила мне из старого бабушкиного зимнего пальто (бабушка всё равно зимой перестала выходить из дома) и ещё более старой своей искусственной чёрной шубы нечто. Типа кагбэ куртки. Чтоб вы понимали, мех у шубы был изрядно свалявшимся, а пальто — зелёным. Нет, крой был хорошим, модным даже, но материалы… И я в этом ходила — в чём-то надо же было ходить? А на ноги были валенки, которые дядя Наиль (мамин брат) для тепла прошил второй подошвой, подклеивая её ради прочности расплавленными кусочками старых капроновых колготок. В том же шкафу они и стояли, эти валенки, завязанные от моли в ситцевый мешок.

И что-то так мне от этих всех мыслей стало грустно, что завалилась я на кровать, как стойкий оловянный солдатик, и начала страдать.

Бабушка, как раз направляющаяся к себе, увидела это страдальчество в приоткрытую дверь, зашла и присела на кровать, сдвинув мои ноги к стенке.

— И чего ты?

Я поковыряла пальцем ковёр: