Деспот - Саша Кей

Слышу, как Марич выходит из спальни и спускается на первый этаж.

Да. Он же завтракает же в восемь.

А я пропущу. Я не смогу сейчас с ним есть за одним столом.

Как супружеские пары это делают? После ночного разврата садятся за стол и как ни в чем не бывало принимают пищу? Просят передать соль и не представляют друг друга голыми?

Или они представляют, и это нормально?

Мне это недоступно. Я сгорю от стыда.

Надо чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума, прокручивая в голове утренние события.

Отправляю несколько вопросов папиной помощнице по поводу поминок. Отписываюсь домработнице, услуги которой теперь почти не нужны. Отвечаю на письмо из свадебного салона.

Это возвращает меня к мыслям об Андрее.

В восемь он, наверное, ещё спит, но я строчу ему сообщение. Прочитает, когда прочитает. Но ответ приходит быстро, хоть я его и не жду.

«Вчера проводил родаков в аэропорт, сплю. До обеда точно не поеду никуда. Давай во второй половине дня определимся, во сколько и где». И смайлики.

Это не очень похоже на Андрея, наверное, спросонья понатыкал, чтоб я не подумала, что он груб.

До обеда я свихнусь. У меня горит. Я не могу ждать. Мне надо объясниться, выяснить, почему он так ко мне стал холоден, правда ли, что он поставил камеру и как ему это в голову пришло.

Я просто съезжу к нему и возьму тёпленьким.

И тут же вспоминаю, что Марич велел предупреждать его, если буду уезжать. Помявшись, понимаю, что не могу заставить себя спуститься к нему. В окно вижу, что шофёр уже выгнал машину к крыльцу.

Спрятавшись за шторами, дожидаюсь, пока Марич сядет в автомобиль и выедет за ворота, и только после этого пишу ему сообщение, что я сегодня поеду в город. Подумав, добавляю, что, если задержусь, дам знать.

Скупой ответ: «Принято», меня более, чем устраивает.

Спускаюсь в холл, и меня перехватывает та женщина в фартуке.

– Анастасия Дмитриевна, я сейчас накрою завтрак.

А где Сати? Но спрашиваю я, разумеется, другое:

– Простите, а как вас зовут?

– Анна, – улыбается она.

– Анна, я не…

– Да вы попробуйте, – всплескивает повариха руками. – Кофе я сейчас сварю, а так Александр Николаевич сказал, что вы рыбку в омлете любите. Я и запекла…

Я сглатываю выделившуюся слюну.

Рыба в омлете…

По моим глазам Анна видит, что я попадаюсь на крючок.

– Ну вот, – радуется она. – Я сейчас в столовой накрою…

А я понимаю, что меня обуял зверский голод.

– Не надо, – бормочу я и иду за Анной, как намагниченная. – Я и на кухне поем.

Шокируя женщину, я, вооружившись вилкой, нападаю на блюдо стоя и почти с урчанием лопаю прямо из формы для запекания.

– Да что ж вы? Господи, деточка, на салфетку, – суетится Анна.

А я ем так, что за ушами трещит, и как я не пытаюсь себя убедить, что радоваться мне совершенно нечему, настроение приподнимается.

Облизывая вилку, прихожу к философскому выводу, что человек такая тварь, которая приспосабливается ко всему. Видимо, совесть тоже обретает такие качества, как эластичность.

Усевшись в итоге за кухонный стол с чашкой кофе, под умильным взглядом Анны устанавливаю себе приложение для вызова такси и чувствую себя при этом дикой бунтаркой, хотя Марич мне ничего не запрещал.

Кроме секса с женихом.

Психую. Это невыносимо!

Надо срочно выйти из этого дома, и тогда я перестану думать о сексе.

Это действительно помогает, и, подъезжая к дому Андрея, я уже вполне собрана.

У Кастрыкиных охраны нет, но она и не требуется, посёлок охраняется. Только сигнализация, но раз Андрей дома, то она отключена. Калитка как обычно не заперта. Жених, не приспособленный к кулинарии, часто заказывает еду и, чтобы не тащиться к воротам, оставляет калитку и входную дверь незапертой.

Но я для того, чтобы у Андрея была возможность надеть хотя бы брюки, поднявшись на крыльцо, из вежливости нажимаю на звонок.