После долгой зимы - Мар Лиса (2024)

Вера Васильевна категорично требует называть ее баб Верой, и я сдаюсь. Ведет меня по дому в сторону кухни, по оснащению я делаю вывод, что он используется как основное жилище, а не как дача. Все чисто и аккуратно, на окнах милые занавески, под ногами пестрые коврики. И здесь тепло. Гораздо теплее, чем у меня. Разливает нам чай, хвалит меня за пирог и начинает расспрашивать о жизни, проявляя стариковское любопытство. Не вдаваясь в подробности, скромно в двух словах отвечаю на вопросы, стараюсь поддержать разговор. Все-таки нужно налаживать контакты, не только с Егором, если я буду какое-то время здесь жить.

— Можешь пользоваться моей стиральной машинкой, когда понадобится постирать какие-то вещи, — любезно предлагает баб Вера.

— Спасибо, — смущенно отвечаю я. Но, скорее всего, мне и правда придется воспользоваться этим предложением, какие-то крупные вещи в тазике я особо не постираю.

Начинаю расспрашивать ее об инфраструктуре деревни.

— Тут в основном дачники в сезон приезжают, но есть и те, кто постоянно живет, как я. Если дальше по улице пройти, то там наш единственный магазинчик увидишь, — машет старушка рукой в сторону окна. — Без изысков, но что-то самое необходимое купить можно. А если в другую сторону пойти, там почта. Только она работает всего три дня в неделю. Из развлечений у нас только в лес ходить, а летом на речке купаться и заниматься огородом.

Потом баб Вера показывает мне альбомы со старыми фотографиями. Я, не привыкшая к таким развлечениям, рассматриваю с интересом. Дивлюсь тому, какими красивыми были эта пожилая женщина и ее муж в молодости. Рассматриваю многочисленные фотографии детей и внуков. Старушка объясняет, что муж давно умер, а все дети разъехались кто куда, навещают редко, и стыдливо отводит глаза. Как будто это она виновата, что родня про нее забыла. В груди поднимается волна негодования вперемешку с жалостью. Хорошо хоть, домик у баб Веры хороший, живет в комфорте. Только вот в такой глуши.

— Ты заходи в гости, не стесняйся, — говорит она мне напоследок. — Мне в радость, скрасишь мое одиночество.

Возвращаюсь к себе и долго сижу за ноутбуком, рассматривая сайты с различными простыми кулинарными рецептами и рукоделием. В том числе — сокровенную мечту — самостоятельный пошив нижнего белья. В кладовке, приподняв плотный чехол от пыли, я нашла настоящее сокровище — швейную машинку ножную, на столике с маленькими блокирующимися колесиками. Я вывезла это чудо в комнату и теперь собираюсь опробовать. С сожалением осознаю, читая сайты, что лиф мне пока не по зубам — в моем наборе для рукоделия просто нет нужной фурнитуры. А вот трусики… Почему бы не попробовать для начала? Мать бы назвала это грехом, но мне плевать. Последнее время мне вообще очень часто все равно на былые правила. Но какой может быть грех в том, чтобы шить одежду? А это как раз обязательный предмет гардероба. И что с того, что кроме выполнения своей функции он будет еще и красивым? Для меня пока все это слишком, но я надеюсь постепенно к этому прийти, к мешковатому хлопковому ужасу старчески-бежевых цветов я больше не вернусь никогда. Не говоря уже о том, что я так мечтала о бюстгальтере вместо обычных маечек. Грудь у меня хоть и объективно маленькая, но в примерочной мне понравилось, как белье ее подчеркнуло. Для моей фигуры выглядит очень органично.

Вечером мне наконец-таки отвечает Прасковья. Она очень рада, что я в безопасности, и что меня приютили. Сообщает, что после моего побега родители лютуют, так что приходится быть предельно аккуратной с телефоном, и пропадает прямо в середине разговора. Я понимаю, что это значит, и что сейчас ее лучше больше не беспокоить. Но не могу перестать переживать. Я перечитываю сообщения снова и, глядя между строк, понимаю, что ее наказали. Прасковью, которую никогда не наказывали, наказали. Из-за меня. О, Единый! Я должна во что бы то ни стало встать на ноги и вытащить оттуда свою любимую сестренку.