Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер (1988)

И матерью султана был такой

Прием оказан молодой невесте,

Какой лишь дочери пристал по чести;

В ближайший город, под приветствий гром,

Бок о бок прибыли они верхом.

Я думаю, что менее прекрасен

Был Юлия триумф, что нам Лукан [114]

Представил сказочнее всяких басен,

Чем этот двойственный чудесный стан,

Когда бы не султанши злой обман.

Змея гремучая, она скрывала

Смертельное под речью льстивой жало.

Великолепной свитой окружен,

Явился вскоре и властитель края

К своей невесте юной на поклон.

В сей ликованья час их оставляя,

Про дня конец вам только сообщаю:

Когда умолк веселой встречи гул,

Все спать легли, и стан двойной уснул.

День наступил, когда султаншей злою

Был пир устроен, роскошью богат.

И вкруг столов нарядною толпою

Уселись христиане – стар и млад.

Был бесконечен блюд отменных ряд,

Но дорого им стали эти блюда

Пред тем, как пробил час уйти оттуда.

Тут, на земле, блаженства каждый час

Бедой венчается, – счастливой доли

Всегда мучителен конец для нас.

Нет под луною радости без боли.

Свое доверье к року побороли

Лишь те, кто помнит в миг счастливый свой,

Что будет этот мигсменен бедой.

Чтоб лишних слов не тратить, вам скажу я,

Что римская дружина и султан

Убиты были, за столом пируя.

Констанце лишь – одной из христиан -

Спастись от гибели был случай дан.

Султаншей, власти жаждавшей, заране

Знак подан был кровавой этой бане.

Убиты были также наповал

Сирийцы все, принявшие крещенье.

Из них никто не смог покинуть зал.

Констанцу же – о злое преступленье! -

Морскому предоставили теченью

В ладье, руля лишенной, чтобы в ней

Она плыла к Италии своей.

Ей положили, должен вам сказать я,

Немалый продовольствия запас,

А также деньги все ее и платья,

И по волнам, исчезнувши из глаз,

Ладья Констанцы быстро понеслась.

Моя принцесса, за твое смиренье

Тебе пусть кормчим будет провиденье!

Перекрестившись трепетной рукой,

Она взмолилась ко кресту Христову.

«О ствол животворящий и святой,

От крови агнца павшего багровый!

Ты, мир омывший от греха лихого,

Мне от когтей врага защитой будь,

Когда в пучине стану я тонуть.

О дивный ствол, достойнейшим сочтенный

Того, чтоб на тебе в ночи и днем

Небесный царь страдал, окровавленный,

Невинный агнец, проткнутый копьем!

Не страшен сатана тому, на ком

Покоятся твои святые члены!

Мне дай Христу быть верной без измены».

Скиталась так она из года в год.

Покуда к марокканскому проливу

Не приплыла по воле бурных вод.

Не раз, обед вкушая сиротливый,

Она молила, чтобы рок счастливый

Послал ей смерть, но, нет, ее волной

В конце концов прибило в край чужой.

Вы спросите: как во дворцовом зале

Она от общей гибели спаслась?

Хочу, чтоб вы ответ мне прежде дали:

Кто Даниила из пещеры спас,

Где лев свирепый пожирал тотчас

Любого – и раба и господина?

Хранимый в сердце бог – оплот единый.

На нем всю мощь своих деяний нам

Явил всевышний, наш отец небесный;

Христос для человечьих ран бальзам,

Порой – как это мудрецам известно -

Дела творит, чей тайный смысл чудесный

Нам недоступен, ибо ум людской

Неисцелимой болен слепотой.

Ей, на пиру от гибели спасенной,

Кто не дал утонуть в пучине вод?

А к Ниневии кто примчал Иону,

Пророка в рыбий поместив живот?

Мы знаем все, что это сделал тот,

Кто избранному дал пройти народу

По яростной пучине, как по броду.