Двумя часами позже Бэзил, покинув «Пивоварню», вернулся к своей машине.

Дети Конноли смирно сидели на местах, являясь живым доказательством несокрушимой силы, которой обладает любовь.

– Господи, мистер, вы не очень-то торопитесь, – заметила Дорис. – Мы чуть не окочурились от холода. Нам вылезать?

– Нет.

– Так что, мы не попремся в этот дом?

– Нет, Дорис, на этот раз – нет. Вы едете со мной обратно.

Дорис блаженно перевела дух.

– Плевать, что мы закоченели, раз мы едем с вами обратно!

Когда они вернулись в Мэлфри и Барбара опять увидела в холостяцком крыле детей, лицо ее вытянулось.

– О Бэзил, – пробормотала она, – ты промахнулся!

– Не совсем. Приттимен-Партриджи скончались.

– Я, помнится, знала, что что-то с ними не так. Но тебя не было целую вечность.

– Я встретил приятельницу. Вернее, приятельницу приятельницы. Очень милую девушку. Думаю, ты должна ей как-то помочь.

– Как ее зовут?

– Знаешь, я не спросил. Но ее мужа зовут Билл. Он служит в полку Фредди, в мотострелковой части.

– А чья она приятельница?

– Мэри Николс.

– Никогда о такой не слышала.

– Это моя старинная приятельница. Правда, Бэбс, тебе понравится эта девушка.

– Что ж, пригласи ее на ужин. – Барбара произнесла это без особого энтузиазма – слишком часто ей приходилось знакомиться с девушками Бэзила.

– Я и пригласил. Но беда в том, что у нее нет машины. Ничего, если я съезжу за ней?

– Милый, у нас так туго с бензином…

– Мы можем воспользоваться тем бензином, что ты получаешь по талонам.

– Но, милый, я этого сделать не могу. Такая поездка не имеет никакого отношения к размещению эвакуированных.

– Хочешь верь, хочешь нет, Бэбс, но отношение она имеет.

Глава 10

Заморозки кончились, снег стаял; Колони-Баг, Бэгшот-Хит, Чобхем-Коммон и маленькие, поросшие утесником и можжевельником клочки земли и болотистые, лежащие между автострадами низины Суррея, помеченные особым значком на картах и пронумерованные как полигоны и места тренировочных маневров на схемах военачальников, после краткого периода благообразия вновь обрели привычный неприглядный облик.

– Можем продолжить тактические учения, – сказал командир.

Три недели составлялись схемы действий каждого взвода и всей роты в целом. Капитан Мейфилд тратил часы досуга, разрабатывая планы превращения нескольких акров отведенной ему раскисшей земли в поля сражений. Для солдат поля эти отличались лишь расстоянием их от лагеря и дистанцией, которую предстояло пройти, прежде чем прозвучит команда «огонь прекратить». Затем три дня кряду командир со своим адъютантом отправлялись к снайперскому укрытию на Хамбере, прихватив с собой планшеты. «Мы готовим батальонные учения, – объявил капитан Мейфилд. – Солдат сообщение никак не взволновало. – Для нас это будет первым опытом. Необходимо, чтоб каждый солдат был вписан в общую картину».

Аластер мало-помалу усваивал новый для него язык. Существовал примитивный язык его товарищей-солдат, состоявший из сыпавшихся друг за другом скабрезностей. Овладеть этим языком не представляло труда. Был и другой язык – офицеров, на котором они время от времени обращались к нему.

В первый раз, когда капитан Мейфилд спросил его: «Вписываетесь в картину, Трампингтон?» – он подумал, что речь идет о том, виден ли он в полный рост. А он к тому времени как раз скорчился в канаве, где, мокрый по колени, прилаживал по совету мистера Смоллвуда сухие ветки на каску, маскируя голову. «Нет, сэр», – решительно ответил он.