Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

— Оуэн выглядел немного нелепо, — продолжала она. — И казался слишком юным для длинных английских слов, которые пытался произносить его язык. Но я восхищалась его честолюбием, и — ох, Онора, — он всегда был красавчиком, к тому же очень внимательным с лошадьми. Я бы не смогла полюбить человека, который жестоко обращается с животными. А как он относится к растениям, Онора! Он ведь и вправду верил, что они с Майклом будут выращивать скаковых лошадей и выигрывать с ними призы на скачках. Оуэн фантазировал, что их жокеи будут одеты в синее в честь Пресвятой Богородицы, а я буду носить платья из шелка и атласа. А вместо этого…

— Вместо этого… — эхом повторила я.

— Что ж, слава богу, что мы все живы, потому что сейчас многие, многие, очень многие не могут сказать о себе такого.

— Это верно, Кати, — закивала я.

— А Оуэн говорит, что в Америке масса пустых земель и множество лошадей. Он хочет поехать в Кентукки. Знаешь, где это, Онора?

— По-моему, где-то в южной части, Кати.

— Это хорошо. Теплый климат. Агент судовой компании говорит, что это всего в нескольких днях пути от Квебека, что в Канаде. Именно туда приходит наш корабль. «Эмигрант» — так называется наше судно. «Эмигрант». Оуэну это нравится: эмигранты на «Эмигранте». Он должен выйти из Ливерпуля через неделю. Поэтому времени у нас немного, хотя Оуэн говорит, что за четыре дня мы дойдем до Дублина, а оттуда пароходы уходят через Ирландское море каждый час. Представь себе, Онора, — каждый час. Я когда-то целыми днями ждала на перекрестке дорог в надежде увидеть там Оуэна, а если он не проезжал, приходила туда на следующее утро. А тут — каждый час. «Эмигрант», запомни это название, Онора, на случай… ну, ты понимаешь…

— Я запомню, — сказала я.

— Думаю, «Виндикейтор» напишет об этом, если мы вдруг утонем где-нибудь посреди моря. Оуэну бы это понравилось. — Кати помолчала. — Онора, ты не задумывалась, почему выжили именно мы? Ведь Господь забрал столько народу, причем не только таких семей, как Райаны, у которых ничего не было за душой, но и основательных людей — фермеров с долгосрочными договорами аренды, с выплаченной рентой. И они умерли. А мы выжили. Белый заяц, несколько завалявшихся корешков репы, о которых уже забыл, дополнительная чашка бесплатного супа — пустяки, казалось бы. Как думаешь, это была удача или Божье благословение? Или, может, кто-то из потусторонних сил приложил руку?

— Феи, Кати?

— А почему бы и нет? Уж лучше верить в это, чем в проповеди преподобного Смитсона — будто это Господь Бог наказывает нас. Я, Онора, была уже готова послать свою Анни в его школу. На ее щеках начал пробиваться пушок цвета меди. Я подумала, что лучше уж ребенок-протестант, чем мертвый ребенок. Но в этот момент твой отец наловил сельди, и мы были спасены. Но почему спасены были мы, Онора, а не Райаны, не Лонеграны, не Клэнси?

— Я уже перестала задавать такие вопросы, Кати. Просто благодарю Бога. И еще молюсь, чтобы мы с вами все еще встретились.

— На небесах, Онора?

— В Америке.

* * *

Мы дошли с Маллоями до Барны, где они должны были встретиться с моими братьями, забрать своих детей и отправиться пешком в путешествие до Дублина, за сто миль отсюда. У Кати в руках был котелок. На несколько шиллингов, полученных от Майры дополнительно, Оуэн купил детям одежду в Голуэй Сити у незнакомого ростовщика.

Возможно, агенты Пайков и были далеко отсюда, но ходило столько рассказов о том, как лендлорды забирали у людей деньги на проезд в Америку в оплату за ренту, что лучше было вообще никому не знать об их отъезде.