Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

Когда две недели назад работы по строительству дорог все-таки начались, Майкл и Оуэн Маллой ушли в Голуэй Сити до рассвета, чтобы занять очередь среди еще нескольких тысяч мужчин: в восемь утра им нужно было предстать перед инспектором и доказать ему, что они стали неимущими в результате картофельной чумы. Люди, которые «нуждались и до этого», к работам не допускались. У Майкла и Оуэна были письма от отца Роша, удостоверявшие их нынешнее бедственное состояние, — это было тяжело и унизительно для двоих мужчин, которые всегда находили способы кормить свои семьи.

— Ужасный процесс, — сказал об этом Майкл, вернувшись домой глубокой ночью.

Он рассказал, что многие люди, пришедшие туда в поисках работы, не знали английского. Один человек стоял впереди Майкла и ничего не понимал, когда чиновник засыпал его вопросами:

— Сколько грядок картофеля вы посадили в прошлом году? Сколько из них заразилось болезнью?

— Я попытался переводить, — сказал Майкл, — но клерк сразу заорал на меня: «Не сговариваться! Не сговариваться!», а потом замахал на меня руками, прогоняя. Этот бедняга упал на колени и принялся умолять чиновника, изливая нескончаемый поток ирландских слов. Но тот позвал солдат, они взяли этого человека под руки и куда-то уволокли.

В конце концов Майкл и Оуэн все-таки попали в бригаду, но лишь потому, что отдали десятнику последнюю бутылку poitín, которую принес нам Патрик.

Потом Майкл еще долго сидел, молча глядя на огонь.

— Иди в постель, a stór.

Ему оставалось на сон два-три часа, а потом нужно было идти за пять миль в Голуэй Сити, босым и под холодным дождем, чтобы присоединиться к бригаде строителей.

В ту ночь Майкл выглядел очень печальным, надломленным. Мне хотелось утешить его, поцеловать, заняться с ним любовью. Но когда он крепко прижал меня к себе, я замерла и напряглась.

— Мы не можем, — сказала я. — Нельзя сейчас рисковать еще одним ребенком.

— Знаю, — вздохнул он и отвернулся.

* * *

Но теперь появилась надежда. Вид прорастающей картошки придаст нам новых сил. Ведь еще чуть-чуть — и будет поздно. Из-за плохой погоды рыбная ловля снова прекратилась. Мука — и та, которую осенью принесли Майкл и Оуэн, и та, которую в феврале купили мы с мамой, — уже закончилась. Мы все рассчитывали на те гроши, которые Майкл зарабатывал на дорожных работах: на них можно было купить «жупелы Пиля» — самую дешевую пищу на нашем рынке.

— Бриджет голодна, мама, — сказал Джеймси, который сейчас был нянькой для своей младшей сестры.

В следующем месяце ей должен исполниться год, но она до сих пор не могла самостоятельно подниматься и стоять, как это делали остальные дети в ее возрасте, и ничего, кроме «мама», не говорила. Джеймси ползал вместе с ней и очень переживал, когда она падала, а падала она часто.

— Уже почти готово, — сказала я ему.

Джеймси лишь кивнул.

Я варила кашу из кукурузной муки. Это был очень долгий процесс. Сама я не могла ее есть, потому что ее вид и запах всегда напоминали мне ту жуткую ночь, когда я потеряла малыша Греллана. Пэдди тоже ее ненавидел, и сейчас, когда он все-таки ел ее, его передергивало. Я кормила кашей Бриджет, а Джеймси сам ковырял в котле плоской палочкой.

— Когда мы выкопаем нашу pratties, вам больше никогда не придется есть это, — заверила я мальчиков.

— А она созреет к моему дню рождения, мама? — поинтересовался Пэдди.

— Для этого потребуется больше времени.

Я взяла ладошку Пэдди и начала загибать его пальчики, отсчитывая пять месяцев, остававшихся до сбора урожая.

— А вот ко дню рождения Джеймси, на Самайн, наш закром будет доверху полон замечательной белой картошки, — сказала я. — Но сейчас, Пэдди, мы должны вернуться к работе. За сегодняшний вечер нам с тобой нужно подготовить все глазки для вашего папы.

Следующие несколько ночей луна будет почти полной, и Майкл, вернувшись с дорожных работ, сможет копать грядки и садить картошку.