Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

Уже в конце дня мать Коламба из Введенского монастыря купила у нас всю селедку и лангустов, заплатив по пенни за фунт. Довольно хорошая цена. Сколько же времени прошло с тех пор, как я стояла у нее в приемной и просила, чтобы меня приняли в монахини? Казалось, миновала целая вечность, будто все это было в другой жизни.

— Рыбу мы потушим, будет славное угощение для наших учениц, — сказала мать Коламба. — Правительство требует, чтобы мы кормили только наших учениц и чтобы они ели только в школе. Забирать еду домой запрещается. Какой-то начальник заявил, что семьи могут ее продать. Очень трудно иметь дело с людьми, которые считают всех ирландцев лжецами и жуликами. Они постоянно следят за нами. Следят за отцом Джилли. Следят за капитаном Андерсоном из береговой охраны. И подозревают каждого, о ком думают, что он «слишком мягок с народом».

— Но кто эти они, сестра?

— Они — это любой чиновник, посланный из Англии, пусть даже с маленькими полномочиями. Для них это шанс всей их жизни. Они уже выпрашивают взятки у людей, которые хотят получить место на строительстве дорог, при том что работы эти еще даже не начаты.

— Взятки? Но чем? — удивилась я. — Что еще могло остаться у людей?

— Выпивка, бутылка poitín. Учреждены даже комитеты по оказанию помощи населению — из местных более-менее здравомыслящих людей. Но я слышала, что некоторые лендлорды из этих комитетов вносят в списки только своих арендаторов, чтобы эти заработанные ими шесть пенсов в день шли на погашение их ренты.

— Шесть пенсов в день? — ахнула я. — И это все, что они там платят?

— Это только в том случае, если работы вообще начнутся, — ответила мать Коламба. — Сколько времени тратится попусту на заполнение всяких бумажек! Видели бы вы почту, которую мы получаем от разных чиновников, — по два-три письма каждый день только от одного человека по имени Рут. От нас требуют отчета по каждому фартингу, требуют подтверждений, что мы выполняем все их правила. Этот Рут контролирует даже те деньги, которые мы собираем самостоятельно, пожертвования, поступающие из Америки. Мы хотели закупить семена и раздать их фермерам, чтобы те посеяли их. Но правительство не разрешило: нам сказали, что этим мы подрываем бизнес торговцев семенами, вмешиваемся в дела рынка. Просто смешно. — Она покачала головой. — Но мы не должны растрачивать себя на злость. Мы должны молиться. И оставаться здравомыслящими. Это наш единственный шанс.

На четыре шиллинга, полученные от матери Коламбы, мы купили почти сорок фунтов муки по два фартинга за фунт, заплатив еще пять процентов перекупщику — его заработок.

— Лучше покупать сейчас, миссис, — сказал он нам. — Потому что, когда начнется строительство дорог и у людей появятся хоть какие-то деньги, цены сразу поднимутся.

— Но это же несправедливо, — сказала я.

— А нам разрешается получать приличную прибыль. Таков закон, миссис, — ответил нам этот маленький мошенник.

Он дал нам два мешка, и я взвалила один из них себе на спину.

— А ты сможешь нести его, a stór? — спросила мама.

— Смогу, мама.

Эта ноша напомнила мне вес Пэдди у меня за плечами в ту злосчастную ночь.

А затем рядом со мной появилась та самая фея, которая до этого похитила меня. «Твой малыш сейчас гниет в земле, — прошептала она мне, — превращаясь в слизь и жижу, как ваша pratties. И другие твои дети — они тоже умрут. Пойдем, пойдем со мной прямо сейчас…»

— Онора… Онора!

— Что, мама?

— Я несколько раз звала тебя. Здесь тот самый cillín. Остановимся и помолимся.

Сillín занимал кусочек пустыря у подножья холма, где находился источник Святого Джеймса, вдали от кладбищ Буши-Парка и Барны. Это унылое место не имело характерных черт обычного кладбища: не было здесь надгробных плит или камней с датами смерти и именами тех, кто не успел пожить, так и не родившись, или тех, кто лишил себя жизни сам.