Жар предательства - Дуглас Кеннеди (2015)

Остаток дня прошел как в тумане. В половине десятого, согласно договоренности, за мной в гостиницу заехал полицейский автомобиль без опознавательных знаков. По прибытии в аэропорт я зарегистрировалась и в сопровождении двоих полицейских, которым было поручено посадить меня в самолет, в особом порядке прошла все виды предполетного контроля. Встретивший нас представитель авиакомпании препроводил меня и мой эскорт в отдельный зал, где полицейские оставались со мной до объявления посадки. Потом они сопроводили меня к выходу и проследили, чтобы я села в самолет. Хотели убедиться, что я покинула страну.

Спустя восемь часов я стояла перед сотрудником иммиграционной службы на паспортном контроле в нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди. Я ждала, что меня станут засыпать вопросами, но, очевидно, на сайте Министерства внутренней безопасности против моей фамилии не стояло «пропала без вести» (или же, может быть, консульство США в Касабланке вовремя подсуетилось). Сотрудник иммиграционной службы проверил мой паспорт и спросил, надолго ли я уезжала из страны. Я ответила, и он уточнил:

– Вы были только в Марокко?

– Да, только в Марокко.

– По работе?

– Нет, путешествовала.

– Должно быть, интересное было приключение.

– О да, – ответила я, помедлив пару секунд.

Когда я наконец приземлилась в Буффало, меня встретил Мортон. Он по-отечески обнял меня и заметил, что выгляжу я гораздо лучше, чем он ожидал.

Мортон есть Мортон, он не стал выпытывать подробности. Правда, по дороге домой он уведомил меня, что «Буффало сан» перепечатала сообщения международных пресс-служб о том, что я нашлась в Марокко живой и здоровой. Он показал мне газетную вырезку с фотографией, на которой я, на вид какая-то контуженная, пожимаю руку инспектору аль-Бадизи из Касабланки. Мортон также доложил, что в офис несколько раз звонили мои бывшие коллеги из «Сан» с просьбой взять у меня интервью.

– Я позволил себе ответить им, что ты не хочешь общаться с прессой и просишь, чтобы тебя оставили в покое.

– Правильно.

В ту первую ночь по возвращении домой я поняла, что мне невыносим вид пыльных мрачных комнат, где все напоминает о том, как мы жили здесь вместе с Полом. Заснуть мне так и не удалось. На следующее утро я позвонила администратору одной из гостиниц в центре города, которому я помогала разобраться со счетами, сказала, что хотела бы снять на несколько недель апартаменты, и спросила, во сколько мне это обойдется. Через полчаса он перезвонил и назвал вполне разумную цену. В тот же день после обеда я переехала в гостиницу. Потом связалась со своим врачом, которая велела мне немедленно приехать к ней. Доктор Харт наблюдала меня в течение десяти лет. Умная, деловая женщина, под шестьдесят. Прямолинейная, практичная, но отзывчивая. Я заметила, как она внимательно посмотрела на мое лицо, когда я вошла к ней в кабинет. Я спросила, следила ли она за историей моего исчезновения.

– Конечно, хотя информации было мало. Сообщили только, что вы с вашим мужем пропали без вести. А вчера в газете я прочитала, что вы нашлись.

Я рассказала доктору Харт, что последние ночи меня мучают бессонница и ощущение, что вокруг меня сдвигается гнетущая темнота. Я рассказала про обман Пола и о том, как предъявила ему доказательства его предательства, которые он увидел в мое отсутствие. Рассказала про похищение и изнасилование. Но ни словом не обмолвилась про то, как поступила со своим обидчиком. Этим секретом, я знала, я не могу поделиться ни с кем. И не только потому, что марокканские власти очень кстати исключили этот факт из официальной версии событий. Просто любой секрет перестает быть секретом, если им с кем-нибудь поделиться (даже с самыми верными друзьями). Даже заместитель консула Конуэй – а она наверняка знала подлинную суть дела – повторила свой совет, прощаясь со мной: