Музыка призраков - Вэдей Ратнер (2017)

Тунь не был наделен природной неуязвимостью Сохона и его смелостью. Временами он гадал, не стало ли его решение уйти в джунгли и начать воевать запоздалой попыткой исправить собственный недостаток. Он не решился возразить Советнику – слабость, стоившая ему единственной женщины, которую он любил и будет любить, зато теперь занял крайне жесткую позицию по отношению к социальному неравенству, против тирании класса правящих, к которому принадлежал Советник.

Четверо беглецов дошли до перекрестка между храмом и другим паромным причалом – меньше того, что у моста, – и быстро свернули влево, чтобы не выходить на хорошо просматривающуюся дорогу. Найдя узкую тропку, замеченную во время предварительной разведывательной поездки, они пошли по одному, как муравьи в щель, продвигаясь цепочкой то через девственную чащу, то через чьи-то ухоженные фруктовые сады. Тунь оказался замыкающим – товарищ Нуон и двое мужчин шли в метре впереди – и воспользовался этой свободой, чтобы без помех обдумать курс, который выбирал в последние годы. Он напрягал память в поисках упущенных возможностей и вторых шансов.

В тот день, когда Чаннара зашла в его квартиру после встречи у концертного зала Чактомук, Тунь еле сдерживал желание увести ее в свою комнату и заняться любовью. Не будь с ними Сутиры, он, может, и решился бы на это безрассудство, потому что в заминированной, истерзанной войной географии его сердца Чаннара никогда не была его сонгсой, а настоящей супругой. «Ты должна была выйти за меня, – хотел сказать Тунь, – ты должна была стать моей женой». Чаннара, видимо, почувствовала, что он на грани безумия, потому что вдруг заговорила о Сохоне, сказав, что муж наконец получил докторскую степень по музыковедению и преподает в Пномпеньском университете, а еще занимает пост советника в Министерстве культуры. Тунь ощутил острое сожаление, вспомнив свою заброшенную учебу и нереализованные мечты. Чаннара, спохватившись, забормотала извинения, объяснив, что ничего такого не имела в виду, и поспешила попрощаться:

– Oh, la bonté, regarder l’heure! Où est passé l’apres-midi?[14]

– Au revoir, monsieur[15], – церемонно выговорила Сутира, копируя мать, которая вдруг перешла на французский, словно это делало прощание менее интимным. Тунь молча кивнул в ответ. Больше он Чаннару не видел. Второй шанс, как он уже убедился, любит смелых.

Четверка дошла до мечети Аль-Азар на восточном берегу Чрой Чангвар, когда от банановых зарослей по другую сторону дороги отделилась фигура. Незнакомец представился «товарищем по революционному движению». Обошлись без вымышленных имен – подпольные клички были так же многочисленны и так же быстро менялись, как листья на деревьях. Молодой революционер – на вид чуть за двадцать – оглядел их одежду и, решив, что простые хлопчатобумажные штаны и рубахи (крестьянская одежда) сгодятся для перехода, подал каждому из мужчин вышитую тюбетейку, а товарищу Нуон белый головной шарф.

– На всякий случай, – сказал он, и все поняли, о чем он говорит. При необходимости они притворятся тямами. Идея была удачной – рыбаки выходят на реку в любой час, а тямов обычно не подозревали в связях с коммунистами. Те, кто примкнул к подполью, как этот молодой тям, считали, что их народ слишком долго отодвигали на периферию, пренебрегая их историей и культурой. Сейчас, когда из царящего вокруг хаоса начали доноситься слухи о революции и справедливом, равноправном обществе, тямы ухватились за возможность занять более видное место, однако нападки на их религию, включая запрет молиться пять раз в день, привели к многочисленным случаям дезертирства и отпугнули других тямов.