Чёрный ход - Генри Олди (2020)

Всадник сворачивает на Ривер-роуд. Подъезжает к Гранд-Отелю, спешивается, захлёстывает повод вокруг столба. Столб безуспешно притворяется колонной — у владельца гостиницы большие запросы и скверный вкус. Когда всадник делает шаг к перилам, за которыми расположились Пирс и Рут, становится ясно, что он действительно очень бледен. Это, должно быть, от природы. В остальном всадник напоминает ремень из дублёной кожи.

Очень длинный ремень. Футов шесть, если не больше.

— Прошу прощения, мэм. Прошу прощения, сэр. Вы позволите задать вам один вопрос?

Пирс привстаёт:

— Разумеется, ваше преподобие. Не хотите ли присесть?

— Спасибо, я постою.

Монологи отчима сыграли с Рут дурную шутку. Отрешившись от их назойливого жужжания, она не сразу замечает то, что первым бросилось Пирсу в глаза — чёрная рубашка и белый воротничок проповедника. В остальном всадник одет так же, как и сама Рут. Даже пыльник вышел из той же портняжной мастерской. Даже грязь и пятна на пыльнике.

Даже две кобуры с кольтами. Только висят иначе.

— Скажите, этот отель заслуживает похвалы?

— Да, ваше преподобие.

— Цены разумные?

— Не скажу, что здесь низкие цены. Но бельё чистое и клопов нет.

Проповедник смотрит на Пирса и только на Пирса. Рут он игнорирует. Опасается женщин? Считает их сосудом греха? За спиной проповедника маячит Красавчик Дэйв. Подбирается, словно волк перед прыжком, кладёт руку на револьвер. Какая опасность может грозить Пирсу в присутствии этого человека? Средь бела дня, в центре города? Но Красавчик из кожи вон лезет, стараясь продемонстрировать бывшему нанимателю свою бдительность и преданность.

Разорванный контракт может быть восстановлен, не так ли?

— Клопов, значит, нет?

— Ни в малейшей степени, ваше преподобие.

— Вы уверены, сэр?

— Проверил на собственном опыте.

— Тогда я отрину всяческие сомнения. Это место подходит для усталого путника.

Усталость требует отдыха, но проповедник не спешит уйти. Он роется в кармане пыльника, достаёт «оловянный сэндвич» — губную гармошку «Hohner». Подносит ко рту, о чём-то размышляет. Когда бледный всадник начинает играть, Рут узнаёт музыку.

Псалом двадцатый, кто бы мог подумать?

«Ты дал ему то, чего желало сердце его, — гнусаво поёт гармоника, — и прошения уст его не отринул…»

Пирс кивает:

— Ибо Ты встретил его благословениями. Браво, ваше преподобие! Если вы захотите прочесть проповедь в здешней церкви, я обязательно приду. Не знаю, правда, согласится ли на это преподобный Элайджа. Будем надеяться на его благоразумие и любовь к ближнему.

— Будем надеяться, — кивает проповедник. — На благоразумие и любовь. Ибо мы тоже встречаем братьев своих благословениями.

Он не отрывает взгляда от Пирса. Взгляд этот знаком Рут. Так смотрят шансфайтеры, подыскивая цель для выстрела. Что у него в кобурах? Когда Рут понимает, чему явилась свидетельницей, у неё холодеют руки.

Два кольта проповедника — два шансера. Патроны, которыми заряжены эти шансеры, неизвестны мисс Шиммер. В лавках Зинника она никогда не встречала такого товара.

«Был у меня приятель, свихнулся на этом деле, — голос дяди Тома звучит с глухой хрипотцой. Так и полагается звучать голосам с того света. — Ездил с парой шансеров, стрелял по призракам чёрти чем, с двух рук. Патроны сам себе делал, казёнными брезговал. Псалмы играл на губной гармошке. Давно его не видел, может, по сей день ездит, если не сослали на остров Блэквелла…»

— Простите, преподобный! Вам не довелось бывать на острове Блэквелла?

Вопрос застаёт всадника врасплох.

— Бывал, мэм. И замечу, это не место для леди.

Цель достигнута: взгляд отрывается от Пирса, упирается в Рут:

— Мы знакомы? Извините, не припомню.

— Нет, мы не знакомы. Возможно, вы знали моего дядю. Томас Эллиот Шиммер, помните такого?

— Томми-Шутник? Ну конечно… На вас его пыльник, мэм.