Чёрный ход - Генри Олди (2020)

— Мил. Мил. Мил…

— Мир? — Рут обводит руками лавку. Так очерчивают глобус, сидя внутри него. — В смысле, целый мир?

Она не уверена, что правильно поняла китаянку.

— Мил!

Миссис Ли радостно кланяется, исчезая за прилавком. Когда она выныривает наружу, её руки выставлены вперёд. Девять пальцев торчат, большой палец правой руки согнут.

— Девять пальцев?

Ещё один поклон.

— Девять пальцев? Девять чашек?

Каждую фразу Рут иллюстрирует движением: топырит пальцы, указывает на весы.

— Девять… э-э… Девять миров?

Радости миссис Ли нет предела. С места, лишь чуть-чуть согнув ноги, она запрыгивает на прилавок, падает на колени и кланяется Рут так, словно мисс Шиммер — воплощённая Мадонна.

Старик не обращает на женщин внимания. Он занят делом: поёт какие-то гимны. Если это, конечно, гимны, а не брань портовых грузчиков на родине старого чёрта.

Божку и вовсе ни до чего нет дела.

— Девять планет? Почему девять, миссис Ли? Кажется, их восемь…

Рут вспоминает жалкие уроки астрономии, полученные от отца. Семь? Восемь? Девять? Боже правый, чем мы тут занимаемся?!

Китаянка хлопает себя по лбу. Вихрем слетает с прилавка, проносится мимо Рут, хватает с туго набитого мешка клочок обёрточной бумаги. В кармашке передника миссис Ли находится свинцовый карандаш. Бумага ложится на прилавок, миссис Ли рисует.

След от карандаша тусклый, но вполне различимый. Рут подходит ближе. Ага, девять чашек, одна над другой. Штрихами обозначены костерки, дымок, кучки древесного порошка. Рядом с каждой чашкой — человечек, заключенный в круг.

Нет, не человечек.

Самый нижний — кошмарный урод. Он скалит клыки и вываливает наружу длинный язык. Над ним — урод чуть менее кошмарный; над тем — просто урод. Четвёртый — уже человечек. Лицо его неприятное, сердитое. Пятый — человечек обычный. Ручки, ножки, огуречик. Шестой — человечек добрый.

— Мил!

Седьмой — человечек с крылышками. Восьмой — человечек с нимбом. Ангел? Девятым, самым верхним, миссис Ли рисует длинноухого божка.

— Чёрт? — Рут указывает на нижнего уродца. — Бес?

Она приставляет ко лбу пальцы рожками. Корчит жуткую гримасу.

— Да! Яомо! Да!!!

Пальчик миссис Ли поочередно тычет в трёх чертей. Личико миссис Ли меняется от дикого к устрашающему — и наконец принимает просто грозное выражение. Рут, как умеет, отвечает аналогичными рожами. Обе женщины счастливы, добившись взаимопонимания. Надо полагать, степень злобности чертей, населяющих три нижние чашки — три нижних мира? — вступает в противоречие с движением вверх: уровень растёт, злобность падает.

— Человек?

Да, четвёртый — человек. Всё повторяется: гримасы миссис Ли — обычные смены человеческого настроения: раздражённость, нейтралитет, радость. Чем выше, тем добрее, понимает Рут.

— Я! Я!

Китаянка указывает на нижнего человечка. Затем на Рут, на отца:

— Я!

— Мы, — поправляет Рут. — В этой чашке живём мы.

— Мы!

Рут слегка обидно, что она живёт в чашке с таким неприятным человечком. Почему не с добрым? Ладно, это уже вопрос к Господу, а не к миссис Ли. И вряд ли божий ответ будет понятней китайского.

— Ангел?

Комедия повторяется. Да, в трёх верхних чашках обитают ангелы. Престолы, херувимы, серафимы. Рут не сильна в ангельских чинах. Наверняка семейство Ли зовёт ангелов иначе. Но принцип один — чем выше, тем лучше.

Пальчик китаянки упирается в огонь, горящий в нижних чашах:

— Пых-пых!

— Огонь, — поясняют от дверей. — Мир гореть. Мир начать гореть снизу.

Мистер Ли вернулся. Он один.

— Ваша хозяин есть, — поясняет китаец. С непривычными звуками его рот и язык справляются не в пример лучше, чем рот и язык жены. — Есть еда в харчевня, на воздух. Хозяин и слуги. Мисс хотеть кушать? Я подам.

— Мисс не хотеть.