Восхищение (сборник) - Александр Матюхин (2021)

Все это время блондинка мягко двигала ладонью, заставляя Живова дрожать от нарастающего возбуждения. Он закрыл глаза, ожидая, что морок рассеется, но этого не произошло, а ощущения, наоборот, стали еще больше, еще глубже.

– Это будет вечное наслаждение, – продолжала блондинка негромко. – Считай, персональный рай.

– А… – Живов сглотнул. – А что взамен?

– То, что ты любишь. Рисовать. Мы будем приносить тебе образы, а ты их будешь рисовать. Делов-то.

Блондинка хмыкнула, и в этот момент Живов как-то внезапно и ярко кончил.

– Господи! – Он вскочил.

Сидящая перед ним на коленях блондинка захохотала. Ее груди и локоны задрожали. Капельки крови – а ведь это наверняка была кровь! – размазались по щекам и шее. В какой-то короткий, едва уловимый миг, сразу после эякуляции, Живов вдруг увидел настоящее лицо этой блондинки. Оно было гниющее, отвратительного болотного цвета, блестящее от слизи, густо покрывающей потрескавшуюся кожу. То было лицо мертвеца, зачем-то выбравшегося из могилы.

Затем видение исчезло. Живов заторопился.

– Мне надо, это, отлить и умыться, – пробормотал он и рванул в туалет.

Провернул замок, схватил с кафеля оброненные карандаши, скетчбук и принялся лихорадочно рисовать. То самое лицо, которое видел сейчас.

Быстро. Быстрее. Длинными линиями, почти без штриховки. Размазывал тени подушечкой большого пальца.

– Ты скоро? – спросила из-за двери гниющая мертвая тварь.

– С-секунду! – прошептал он. – Немного осталось…

Запах хлорки. Запах сожженной бумаги.

В дверь осторожно постучали. Кажется, ноготками.

– Заперся от меня?

– Я не нарочно.

– Нам пора идти. Выходи, дурачок.

Он дорисовал. Как есть. Небрежно, но похоже. Очень похоже. Похлопал себя по карманам и с замиранием сердца вспомнил, что выкурил последнюю сигарету миллион лет назад.

Стук-стук.

Сигаретная пачка обнаружилась во внутреннем кармане. А в пачке среди катышков влажного табака – старая верная зажигалка.

Страшный удар сотряс дверь. Петли с хрустом вышли из коробки, звеня разлетелись шурупы.

– Мне надоело ждать, – сказала блондинка.

В этот же момент Живов щелкнул зажигалкой и поднес язычок пламени к рисунку.

Несколько долгих мгновений казалось, что лист не загорится. Пламя лениво лизало его уголок, а потом вдруг набросилось с невероятной жадностью.

Блондинка, оказавшаяся в дверном проеме, вспыхнула тоже. Огонь будто разорвал ее изнутри, вырвался сквозь кожу, сожрал волосы. Живов видел, как лопаются глаза и губы, как с шипением пузырится жир, как сползают на пол куски то ли мяса, то ли сала. Остро запахло болотной гнилью, от которой захотелось стошнить.

Огонь обжег пальцы, Живов отбросил лист в сторону и вжался в угол где-то между унитазом и батареей. Блондинка сгорела быстро, будто она была не настоящим человеком, а куклой из соломы, какие делают на Масленицу. Тело ее шумно упало, разбрасывая искры. Огонь мгновенно перекинулся на ворсистый ковер и одеяло на кровати.

Внезапно затрещал телефон, стоящий на тумбочке у телевизора. Звук этот вывел Живова из транса.

Пора было бежать.

Он обошел тело, сжимая в руках скетчбук, и вышел в коридор. За спиной трещал телефон. Живов закрыл дверь, и почти сразу из-под двери потянулись в коридор струйки белого дыма.

Интересно, есть ли здесь пожарная сигнализация?

Дверь напротив внезапно отворилась. На Живова смотрела обнаженная женщина с огромными черными глазами. Женщина была гладко выбрита, а еще она была с ног до головы измазана в крови. За ее спиной Живов разглядел номер, а в номере кровать – и на этой кровати лежал истерзанный мужчина, с кишками наружу, с раскрытыми ребрами, изломанным черепом и раздвинутыми руками и ногами. На полу около кровати валялись фотоаппараты – тоже изломанные и истерзанные.

Живова стошнило прямо к ногам женщины. Он зажал рот и бросился по коридору к лестнице.