Охота на охотника - Карина Демина (2021)

– С-сука, – сказала она, а Лизавета оттолкнула ее, высвобождаясь. И поспешно отошла от края, потому как мало ли, вдруг да соберется с силами, и тогда… – Он не заслуживает… счастья не заслуживает… все равно… достанут… я завещала, чтобы мучился… он проследит, мальчик мой… он…

Она вдруг замолчала. Встрепенулась.

И одним рывком, каким-то безумным, ломаным, словно телом этим завладела совсем иная, нечеловеческого свойства сила, добралась до края. Села. И засмеялась.

А после рухнула в бездну.

И наверное, это было страшно, а еще безумно, потому как иначе не объяснить, почему Лизавета засмеялась тоже. И даже желание возникло последовать.

Острое такое. Чужое.

Но с ним Лизавета как-то справилась, а со смехом вот не смогла.

Глава 19

Стрежницкий растерялся.

Вот ведь.

И сам звал, если подумать, только не надеялся особо, что придет. А она взяла и пришла, села у окна, разглядывает этак с насмешкой скрытой, только вот не обидно.

– Гм… доброго дня, – молчание становилось невыносимым, зато память благодарно попритихла.

Авдотья же кивнула и уточнила:

– Женишься?

– На ком? – счел нужным поинтересоваться Стрежницкий, а то ведь мало ли…

– На мне, само собой. Я папеньке отпишусь. Только сначала повенчаемся, а то еще пришибет на радостях… – Авдотья потерла кончик носа. – Но он отходчивый… поорет и успокоится.

Стрежницкий кивнул.

Точно. Отходчивый.

На Авдотью, может, и поорет, хотя… нельзя на нее орать. Она же еще дитё совсем, если разобраться, вот и набрала себе в голову.

Свадьба. Любовь.

И понимать не желает, что хотя свадьбу сыграть – дело недолгое, но для любви Стрежницкий не приспособлен. Нет, он умеет быть обходительным и всякие глупости говорить, до которых женщины охочи. Притворяться милым.

Играть в возвышенные чувства.

Но только играть. Да и то… раньше он хотя бы в зеркало на себя глядел без отвращения, а теперь что? Этакую рожу каждый день поди-ка вынеси.

– Зачем тебе? – он поерзал.

Как-то похолодало, что ли? Впрочем, в этих покоях и в самую жару было прохладно. Однако вот потянуло сквозняком по ногам, будто дверь заскрипела, и вздох раздался такой горестный.

Авдотья не шелохнулась. Не услышала?

Стрежницкий поднялся, придерживаясь за подлокотник массивного кресла.

– Зачем? Может, я в тебя влюблена.

– Пройдет, – он сделал осторожный шаг, стараясь выглядеть неуклюжим. Вздох раздался вновь. Авдотья же… определенно не слышит.

– Уже десять лет не проходит, – буркнула она, потянувши за хвост шелкового шарфика, который змеею обвивал тонкую ее шею.

Потянуть бы.

Осторожно сперва… она удивится, а потом испугается.

– Может, ты просто плохо меня знаешь?

– Плохо? – Авдотья следила за ним превнимательно. – Я знаю, что ты редкостная скотина, что ни чести ни совести… во всяком случае, так говорят. У нас в гарнизоне один поручик, очень честный человек, совестливый, да… его всем в пример ставили. А что жену колотит почем зря, так это потому, как она не соответствует светлому образу, позорит тем, что дочек рожает.

Платочек ласкал бледную кожу.

Ну же, это будет интересно. Это будет почти как прежде… ему ведь понравилось тогда? Смотреть, как она задыхается, как боль искажает черты лица, как утрачивают они всякое сходство с человеческими.

– А ты вот хоть и скотина, но не слышала, чтобы кого-то пальцем тронул.

– А если не пальцем?

– Не пытайся казаться более пошлым, чем ты есть, – поморщилась Авдотья. – Я ж в гарнизоне росла, думаешь, не наслушалась… всякого?

– От кого?

– Хватало, – она отмахнулась. – Дураков везде хватает. От некоторых и папенькин чин не спасет.

Стрежницкий кивнул, сделав заметку поискать в том растреклятом гарнизоне дураков, а как найдет… кривой или нет, но руки небось дело не забыли.

И еще шаг.