Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

Она поняла, что Хэнк имел в виду, когда он спросил:

– Я не говорил тебе, что виделся с Рагнаром Даннескьолдом?

– Он сказал мне.

– Что? Где ты… – Риарден умолк. – Ах да, конечно… – голос его звучал негромко, словно через силу. – Он один из них. Ты встречалась с ним. Дагни, какие они, эти люди, которые… нет. Не отвечай… – чуть помолчав, он добавил: – Значит, ты встречалась с одним из их агентов.

– С двумя.

Ответ его прозвучал совершенно спокойно:

– Конечно. Я понял… Только не признавался себе в этом… Он их вербовщик, так ведь?

– Самый первый и самый лучший.

Риарден издал смешок: в нем звучали горечь и тоска.

– В ту ночь… когда они заполучили Кена Данаггера… я подумал, что они почему-то никого не посылали за мной.

Лицо Риардена вдруг стало суровым; это походило на поворот ключа, запиравшего залитую солнцем комнату, куда он не хотел никого впускать. Чуть погодя он бесстрастно сказал:

– Дагни, новые рельсы, о которых мы говорили в прошлом месяце… думаю, я не смогу их поставить. Правда, с выпуска моей продукции ограничений не сняли, они все еще контролируют мои продажи и распределяют мой металл по своему усмотрению. Бухгалтерия так запутана, что я каждую неделю контрабандой продаю на черном рынке несколько тысяч тонн. Думаю, они это знают, однако делают вид, что нет. Противостоять мне сейчас они не хотят. Или не могут. Но, видишь ли, я отправляю каждую тонну, какую удается раздобыть, кое-каким клиентам, оказавшимся в критическом положении. Дагни, в прошлом месяце я был в Миннесоте. Видел, что происходит там. Страна будет голодать не в будущем году, а уже этой зимой, если мы, немногие, не начнем действовать и притом быстро. Запасов зерна нигде не осталось. Небраска не сеет хлеба, Оклахома потерпела крах, Северная Дакота превратилась в пустыню, Канзас еле-еле сводит концы с концами, – этой зимой не будет пшеницы ни для Нью-Йорка, ни для других восточных штатов.

Миннесота – наша последняя житница. У них было два неурожайных года подряд, но этой осенью урожай необыкновенный, и они должны иметь возможность убрать его. Ты в курсе того, что творится в промышленности, выпускающей сельскохозяйственную технику? Предприятия не настолько богаты, чтобы содержать штат грабителей в Вашингтоне или платить проценты торговцам протекциями. Поэтому им мало что перепадает. Две трети заводов закрылись, остальные вот-вот обанкротятся. И фермы исчезают по всей стране из-за отсутствия техники. Видела бы ты миннесотских фермеров. Они тратят больше времени на ремонт старых тракторов, которые невозможно починить, чем на пахоту. Не знаю, как им удалось дожить до прошлой весны. Не знаю, как удалось посеять пшеницу. Но они посеяли. Посеяли! – его лицо напряглось, словно он разглядывал что-то далекое и непонятное; она поняла мотив, удерживавший его на работе. – Дагни, им нужна техника, чтобы убрать урожай. Я продавал весь металл, какой мог утаить на своих заводах, производителям сельскохозяйственных машин. В кредит. Они отправляли их в Миннесоту, едва успев произвести. Продавали таким же образом – противозаконно, в кредит. Но осенью они получат деньги и я тоже. Благотворительность, черт бы ее побрал! Мы помогаем товаропроизводителям – и каким упорным! – а не паршивым, клянчащим потребителям. Даем займы, а не милостыню. Поддерживаем способность, а не потребность. Будь я проклят, если остановлю производство и позволю этим людям разориться в то время, когда торговцы протекциями богатеют!

Риарден вспоминал то, что видел в Миннесоте: останки покинутых ферм со следами надписи «Уорд Харвестер Компани», с солнечным светом, бьющим сквозь пустые окна и щели в крышах.