Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

– Исчез! Скрылся! Как и все остальные! Бросил завод, банковские счета, всю собственность – все! Взял кое-какую одежду и то, что лежало в сейфе в квартире, – в спальне у него нашли сейф, открытый и пустой! И все! Ни слова, ни записки, ни объяснения! Мне позвонили из Вашингтона, но это уже известно всему городу! Они не смогли утаить его исчезновения! Пытались, но… Никто не знает, как эта весть распространилась, но по заводу разошлось, словно металл, прорвавшийся из домны, что он исчез, а потом… прежде чем кто-то успел остановить это, исчезли все: директор, главный металлург, главный инженер, секретарша, даже больничный врач! И бог весть сколько еще! Дезертировали, мерзавцы! Дезертировали, несмотря на все наказания, которые мы ввели. Он ушел, и остальные тоже уходят – завод стоит в бездействии! Понимаешь, что это означает?

– А ты? – спросила Дагни.

Джеймс бросал в нее фразу за фразой, словно пытался сбить ими улыбку с ее лица, странную, застывшую улыбку горечи и торжества, но ему не удалось.

– Это национальная катастрофа! Что с тобой? Неужели не понимаешь, что это роковой удар? Он сокрушит последние остатки духа и экономики страны! Мы не можем допустить, чтобы он скрылся! Ты должна его вернуть!

Улыбка исчезла с лица Дагни.

– Ты можешь! – выкрикнул Джеймс. – Ты – единственная! Он твой любовник, верно?.. Да не смотри ты на меня так! Сейчас не до щепетильности. Ни до чего, кроме необходимости его вернуть! Ты должна знать, где он! Ты можешь его найти! Ты должна связаться с ним и вернуть его!

Взгляд, который обратила на него Дагни теперь, был неприятнее улыбки: она смотрела на Джеймса так, словно видела его голым, и зрелище это было ей отвратительно.

– Я не могу вернуть его, – сказала она, не повышая голоса. – И не стала бы возвращать, если бы могла. А теперь убирайся.

– Но национальная катастрофа…

– Убирайся.

Дагни не заметила, как Джеймс вышел. Она стояла посреди гостиной, опустив голову, ссутулившись, в улыбке ее были страдание, нежность и приветствие Хэнку Риардену. Дагни смутно удивлялась, почему так рада его освобождению, почему так уверена, что он прав, и вместе с тем отказывает себе в таком же освобождении. В сознании ее бились две фразы; одна звучала торжествующим кличем: «Он свободен, он вне их досягаемости!», другая походила на молитву посвящения: «Еще есть возможность победить, но пусть единственной жертвой буду я…»

«Странно, – думала Дагни в последующие дни, глядя на окружающих, – что катастрофа сделала Хэнка Риардена более известным, чем его достижения, словно пути сознания этих людей открыты бедствию, но не процветанию». Одни говорили о нем с визгливой бранью, другие шептались с виноватым и испуганным видом, как будто на них должна была обрушиться за это некая кара, третьи с истеричной уклончивостью старались делать вид, что ничего не случилось.

Газеты вопили с одной и той же воинственностью в одни и те же дни: «Это социальная измена – придавать дезертирству Хэнка Риардена слишком большое значение и подрывать общественный дух устаревшей верой, что личность может иметь какое-то значение для общества». «Это социальная измена – распространять слухи об исчезновении Хэнка Риардена. Мистер Риарден не исчез, он находится в своем кабинете, руководит своим заводом, как обычно, и на “Риарден Стил” не было никаких беспорядков, если не считать небольшой ссоры нескольких рабочих». «Это социальная измена – бросать непатриотичный свет на трагическую утрату Хэнка Риардена. Мистер Риарден не дезертировал, он погиб в автокатастрофе по пути на работу, и его потрясенные горем родные настояли на закрытых похоронах».