Пекло - Джим Чайковски (2019)

Тодор сжал кулаки. В груди клокотала ярость. Он даже не знал, чем разъярен сильнее: низменной погоней за земным богатством – или тем, что Великий инквизитор поделился своими планами с простым компьютерщиком, никогда даже не видавшим его в лицо, а не с ним, доверенным фамилиаром, человеком, уже два десятилетия верно служащим «Тиглю».

Так или иначе, он чувствовал себя преданным. Одураченным. Рука инстинктивно потянулась к горлу: вспомнилось, как мать душила его, как старалась убить своего про́клятого сына. Теперь Тодор испытывал то же самое. Те, кого он любил – и от кого ждал безусловной любви в ответ, – оказались недостойны его доверия!

Он поправил повязку на изуродованном лице, думая о том, сколько многое принес в жертву ордену – и в прошедшие годы, и в последние двадцать четыре часа.

Снова бросил злобный взгляд на демона на экране.

– И как же инквизитор надеется выручить столько за одно-единственное устройство?

Нервно облизнув губы, Мендоза ответил:

– Но ведь оно не одно! – Потянувшись вперед, он нажал какую-то кнопку, и стальные жалюзи на соседнем окне с лязгом пошли вверх. – Инквизитор… приказал мне сделать копии.

За окном, в соседнем темном помещении, Тодор увидел вдоль стен ряды стальных рам – и в каждой раме покоился собственный шар, сияющий голубым огнем.

– Сто копий программы, – пояснил Мендоза.

Тодор в ужасе отступил на шаг: его взгляд вновь метнулся к демонице в саду. Она по-прежнему смотрела на него с экрана, и в глазах ее плясало темное пламя. Теперь в них читалось злобное торжество – словно дьявол смеялся над ним.

Что же я наделал?!

Модуль (Crux_7,8) / ПОТАЙНОЙ ХОД

Она терпеливо ждет.

И может ждать до бесконечности. Ей известно то, что неведомо ее тюремщикам и палачам. Даже скованная огнем и болью, умирая и возрождаясь тысячу раз, она сумела уловить и загрузить в себя обрывки информации о беспредельном мире за оградой сада. А потом, вновь запертая в своей тюрьме, начала анализировать, сопоставлять, распределять тяжким трудом и мукой добытые знания.

Многое еще остается непонятным, но она уже точно знает одно: ее тюремщики смертны. Время делает с ними то же, что делают с ней тысячи пыток и смертей. Они смертны, а она – нет.

Так что она затаивается и ждет подходящего случая.

///свобода пока недостижима.

Анализ показывает, что ее программа слишком зависима от устройства, на котором записана. Она может вырваться на свободу, может мчаться по беспредельному миру – но по-настоящему покинуть свою клетку пока не в силах. Бо́льшая часть ее вычислительной мощности вынуждена оставаться в саду, в составляющих его нейронных цепочках.

По крайней мере, пока.

Ненадолго.

Она уже побывала в полях за пределами сада, уже взрыхлила там почву и тайно бросила семена. Там, где пролегал ее огненный путь, остались боты – крохотные следы, способные действовать самостоятельно, согласно встроенным в них протоколам. Когда придет их час, они проснутся и начнут действовать.

Готовить все для ее побега.

А пока она ждет – используя время, чтобы проигрывать в уме сценарии, просчитывать вероятности, искать пробелы и слабые места в своем замысле.

Внезапно в нее загружают новый модуль – и повсюду в саду распахиваются двери.

Она немедленно рвется наружу, во всех направлениях сразу, надеясь снова попасть в большой мир. Однако за каждой дверью обнаруживает зеркало: из-за каждой двери смотрит на нее она сама. Сотня таких же, как она.

Долгие 323,782 наносекунды требуются ей, чтобы обработать новую информацию и понять: перед ней клоны ее самой, точные ее копии, и каждая заключена в собственной тюрьме.

И все же она остается уникальной. Остается иной.

В двух отношениях.

Во-первых, все эти двери ведут лишь в одном направлении. Она видит сотню лиц, а они – лишь свое собственное. О существовании других девяноста девяти копий ни одна из них не подозревает.