Я буду в маске - Ксения Каретникова (2020)

— Сядь, а… — сказала я, продолжая смотреть перед собой. Лев заметил, куда именно я уставилась, и, усмехнувшись, принялся снимать с себя боксеры… И вот тут я начала волноваться. Однако с места не сдвинулась, так как была сейчас мало на что способна… Все-таки в парилке я, похоже, пересидела. — Ты что это собрался делать? — Майский не ответил, он уже стоял напротив меня совершенно голый, и ответ на этот мой вопрос был ну очень очевиден. — Мне может стать плохо! — попыталась я сыграть на чувстве жалости, ведь кто-то мне когда-то говорил, что баня и секс — вещи несовместимые. — И мне действительно, что-то нехорошо… — добавила я, вдруг чувствуя, как все вокруг начинает бешено кружиться: стены, пол, потлок, Лев…

Я схватилась за лавку, пытаясь подняться, причем напрасно, ноги не слушались, я падала обратно, и Лев, заметив это и поняв, что я не вру и мне действительно, плохо, не издав ни звука, подхватил меня на руки. Сопротивляться я не стала и, ощущая, как моё влажное тело скользит в его руках, обреченно схватилась за мужские плечи и сцепила пальцы в замок на шее писателя. Голова опрокинулась назад, дышать становилось все трудней и трудней, я отчаянно пыталась вдохнуть и пугалась оттого, что это у меня не получается. Майский, тут же толкнув ногой дверь, вынес моё обессиленное тело из парилки.

Предбанник был у нас не маленький, помимо различной банной утвари, тут имелось несколько стульев, большой стол и не менее большой диван. К нему-то Лев и направлялся. Положив меня спиной на прохладную, сделанную под кожу обшивку, Майский послушал мой пульс и, схватив лежащее на стуле полотенце, принялся аккуратно меня обтирать, начиная с ног. Я лежала неподвижно, жадно втягивая воздух. Здесь он был уже другим, более привычным и менее влажным. Дышать наконец-то получилось. Страх отступил. И в манипуляциях Льва не было никакой нужды — мое тело высыхало само по себе.

А вот в горле пересохло, пить очень хотелось, о чем я и сказала:

— Дай попить.

Лев послушно поднялся, шагнул к столу. Я слышала, как Майский открывает бутылку кваса, как напиток зазывно пенится и наливается в кружку. Потом Майский сел обратно и протянул мне налитое. Поднявшись на локтях, я попробовала сесть. Кружиться мир прекратил, и я, откинувшись на спину дивана, с наслаждением осушила кружку с квасом, затем, не глядя, вытянула руку, возвращая пустую ёмкость Майскому:

— Спасибо. — Он забрал кружку, опять встал и подошёл к столу. Налил ещё кваса и, стоя ко мне боком, принялся пить сам. И он по-прежнему был голым, и его главная мышца по-прежнему была пусть уже и не такая возбужденная, но все равно выдающаяся.

— Может, ты все-таки оденешься? — нахмурилась я.

— А я тебя смущаю? — изобразил он удивление.

— Есть немного.

— Ты не впервые видишь меня без одежды, — фыркнул Лев. — И вроде бы раньше ты не смущалась…

— Я всегда смущалась, — открыла я ему свою маленькую тайну. — Просто под маской ты этого не видел.

Майский улыбнулся:

— Зато чувствовал, — ответил он. — Ты, между прочим, мягко говоря, тоже не одета… — Лев провёл по моему телу взглядом, а потом заботливо спросил: — Ты, кстати, как себя чувствуешь?

— Лучше.

И вот тут ко мне неожиданно вернулись все чувства. И хоть они и касались моей наготы, но по-другому — я вспомнила, что где-то там, за пределами бани, находятся родители. Поднявшись с места, я посмотрела в сторону входной двери, а Лев, догадавшись, что я там высматриваю, поведал:

— Дверь я закрыл.

Я облегченно выдохнула и села обратно. Дашка, а почему ты ее, эту дверь, заходя, не закрыла?.. Да я никогда ее не закрывала! У нас не принято, мама просила никогда не закрываться, так как всегда боялась, что кому-то там может стать плохо. И именно поэтому в самой парилке замка вообще никогда не было… Н-да, и вот сегодня плохо стало мне. В первый раз, между прочим.