Ультима - Лиза Хилтон (2018)

На несколько секунд я прикрыла глаза, чтобы успокоиться. Потом встала, включила свет и открыла каталог. «Девушке с веером II» была посвящена целая страница в центре, а вторую страницу этого разворота занимала другая «звездная» картина: «Пересечение» де Кунинга. Абстрактное полотно казалось скучным и неинтересным рядом с сияющими красками Ли, хотя фотография не могла передать все тонкости оттенков, малейшие переходы глубины. Я поглаживала страницу кончиками пальцев, словно гадалка Таро, все сильнее и быстрее, до тех пор, пока наконец ноготь не порвал плотную бумагу в нижнем левом углу, там, где платье натурщицы сливается с рамой. Неожиданно я вспомнила о том, что произошло в Эссене: Ли изогнулся, пытаясь сделать снимок самого края полотна, и тут к нам привязалась эта чертова карлица! Я аж подскочила! Маккензи Пратт! Анджелика упомянула картину Мориса Утрилло. Коллекция Пратт состояла в основном из импрессионистов и постимпрессионистов. Очень медленно, одну за другой, я стала перелистывать страницы, внезапно вспотевшие пальцы оставляли следы на широких светлых полях. Обнаружила Утрилло – довольно заурядная работа, одна из его бесчисленных уличных сцен с Монмартра. Я прекрасно знала, кто продавец, но заставила себя прочитать имя. «Из коллекции миссис Маккензи С. Пратт». «С» – сука, стерва, саботажница! Маккензи выставляет картину на аукцион, значит она в городе. Я прекрасно знала, что едва заметный след от моего ногтя на репродукции остался именно в самом уязвимом месте нашего Гогена. Живописная манера. Единственное, в чем я сомневалась. Эксперты «Британских картин» внимания не обратили, воспринимая живописную манеру целостно, потому что видели то, что хотели увидеть. Но если у нашей картины и был недостаток, то это он. Просто ожидает диссидента, человека, который не хочет нам верить. Маккензи явно дала нам понять, что ненавидит Гогена. К тому же она видела нас в Эссене.

17

С утра мне первым делом инстинктивно захотелось рвануть в «Британские картины» и проверить, как там Гоген, но после бессонной, беспокойной ночи я решила этого не делать. Особенно если у Анджелики есть подозрения на мой счет. Такое проявление неуверенности может сыграть против меня. На следующей неделе картины, представляемые на июльском аукционе, будут выставлены для просмотра на три дня: Маккензи Пратт, без сомнения, пойдет на коктейльную вечеринку в честь открытия, а пока мои сомнения насчет нее и живописной манеры Ли придется отложить. Утро я провела на Бонд-стрит, устроив кредитной карте «Джентилески» такую встряску, какой у нее не было уже больше года. Я методично обходила все бутики один за другим и никак не могла избавиться от ощущения, что подбираю снаряжение для последней битвы, но если уж умирать, так с музыкой и в наряде от Сен-Лорана. В холл «Клариджа» я вошла около полудня, и тут у меня зазвонил телефон. Консьерж любезно бросился мне на помощь и подхватил пакеты с покупками, пока я пыталась нажать на нужную кнопку.

– Элизабет? Это Руперт. Как вы? Хорошо устроились, обслуживанием довольны?

Через пару секунд я сообразила, что это Руперт и что он пытается проявлять дружелюбие, но вряд ли я когда-нибудь буду воспринимать его иначе чем человека, который называл меня «э-э-э, как там тебя».

– Все чудесно, спасибо! Как ваши дела?

– Что ж, дело идет. Уже сегодня была пара статей в прессе. Анджелика Бельвуар сказала, что вы вчера мило пообщались?

– Она классная, правда? – прощебетала я.

– Хотел спросить, не можете ли вы присоединиться ко мне за ужином в моем клубе сегодня вечером.

– С удовольствием, Руперт.

Интересно, в какой из оплотов истеблишмента на Пэлл-Мэлл он меня позовет – «Атениум» или «Трэвеллерс» с его знаменитой библиотекой? Или, может, в «Брукс»? Помнится, раньше Руперт любил вздремнуть там после обеда.

– Супер, тогда в этом… в «Сохо-Хаус», – пафосно произнес Руперт.